Мэрфи не желает быть социологом, она согласна на роль кинооператора, предлагая «видеоряд» одного маленького сообщества на развалинах опустевшего мира. Все, что за его пределами, намечено пунктирно, штрихами, вся Америка скрыта в полутьме, юпитеры направлены только на крохотную колонию.
Да, собственно, это даже не колония — просто встреча друзей в какой-нибудь арт-студии. Скульпторы, художники, композиторы, выжившие в обезлюдевшем Сан-Франциско (а кто не был человеком искусства, тот, подчинившись логике города, стал им), живут так, словно ничего не произошло. Мир рухнул, но осталось творчество, и для создателей, непризнанных и гонимых скончавшимся истэблишментом, наступили воистину волшебные времена. Волею автора они поставлены в идеальные условия существования, когда подпорченные дары исчезнувшей цивилизации лежат под боком — стоит лишь протянуть руку. Нет, это совсем не пир во время чумы, это гораздо серьезнее и трогательнее — это ТВОРЧЕСТВО НА РАЗВАЛИНАХ, пользующееся всеми атрибутами и символами ушедшей эпохи.
Писательница честно пытается нарисовать образ хиппи-будущего, но сквозь него упорно проступают контуры хиппи-утопии. Слишком много авторской любви и слишком мало авторской логики… И то сказать: оазис искусства, помноженный на абсолютную свободу самовыражения и априорную доброжелательность аудитории! Невероятно привлекательная идея, которая грела сердца Художников во все времена.
Пэт Мэрфи отрабатывает ее сполна. В зарисовках творчества участников «вечеринки» нет фальши, надуманности, псевдоконструкций — автор почти демонстративно отсылает читателей к искусству начала шестидесятых: возможно, с ее точки зрения, это пик борьбы с официозным, «галерейным» искусством. В детально описанных композициях «городских безумцев» угадываются труды корифея поп-арта Джаспера Джонса, эпатажные (на ту пору) работы отца-основателя оп-арта Роберта Раушенберга, конструкты представителей «кинематического искусства» Жана Тингели и Лидии Кларк, забавы родоначальника «тактильного искусства» Якова Агана…
Город принимает все. Город стал олицетворением своих творцов, а они согласились быть его метафорой. И вот Город заполняют призраки ушедших людей, отблески их надежд и желаний. Город обретает душу.
На этой очень зыбкой территории — близ мэйнстрима, но не переходя границы — и существует проза Пэт Мэрфи. Оставаясь жанровым писателем, она предлагает читателям продуманный сюжет и зримые этические координаты. Поглядывая «за рубеж», она создает текучий мир образов, в зеркале которого — в зеркале Города! — каждый как бы незавершен, неокончателен; цель и средства меняются местами, характер и действие спорят друг с другом.
Проблема в том, что на Сан-Франциско движется армия (числом 150 солдат) генерала Майлза, призванная утвердить на этом островке бывших США «истинно американские ценности», а в общем-то, говоря по-нашему— «восстановить вертикаль власти». И что же могут противопоставить «четырехзвездному» генералу с его шаркающим, но вполне функциональным танком, с его прыщавой, но уже обученной и запуганной главнокомандующим пехотой вольные художники? Пусть даже на их стороне «дикарка», вносящая некую толику здравого смысла в их оборонительные замыслы.
Оказывается, люди искусства отнюдь не беззащитны. Не желая лишать жизни солдат противника, жители Города используют невероятные способы борьбы. Ведение боевых действий волею автора превращается в противоборство двух ПРОЕКТОВ, художественного и милитаристского.
Скажете: понятно, на чьей стороне сила. Сколь бы изобретательны ни были творцы, разрушение сильнее созидания.
Но разве это так?
Читайте — и узнаете, что предложила Пэт Мэрфи в качестве контраргумента.
Статистика
Все на выборы!
Не успела редакция зафиксировать один рекорд, как был поставлен новый. В нашем предвыборном опросе решили принять участие 905 любителей фантастики. Учитывая специфику темы, прокомментировать результаты мы поручили политтехнологу и журналисту-политологу — кстати, большим поклонникам жанра.
Вы проголосовали бы за политическую партию, если бы ее лидером был…
Леонид Горбовский — 19 %
Пауль Атрейдес — 5 %
Арагорн — 6 %
Дарт Вейдер — 11 %
Дар Ветер — 2 %
Кей Дач — 7 %
Лев Христофорович Минц — 2 %
Алексей Иванович Гусев — 0 %
Майлз Форкосиган — 10 %
Гудвин, Великий и Ужасный — 3 %
Ион Тихий — 5 %
Гэри Селдон — 5 %
Сайрус Смит — 1 %
Язон динАльт — 5 %
Против всех — 10 %
Данные на 24.09.2003
Вы обратили внимание на поразительную предвыборную активность, которую явил электорат сервера «Русская фантастика»? Выходит, политическая действительность вовсе не оставляет любителей фантастики равнодушными, и бытующее представление о том, что они живут исключительно в вымышленных мирах, в корне ошибочно!
В принципе, сам подход редакции — персонализация избирательной кампании — достаточно точно отражает нынешнюю политическую реальность. Знаете ли вы программы «Яблока», блока «Родина», Народной партии?.. Избиратели в большинстве своем голосуют не за партию, а за лидера (исключение составляют лишь последователи КПРФ). Нынешние квазипартийные образования для нас, скорее, «черные ящики» — черт знает, что там внутри. Да и с их лидерами тоже трудновато — сегодня они «за», завтра — «против».
Иное дело литературные герои: о них мы знаем почти все (или считаем, что знаем). Они не меняют своих пристрастий и вполне прогнозируемы.
Так что нынешнее голосование — это достаточно адекватная картина наших политических симпатий.[19]
Начнем с нуля. Именно столько голосов досталось красноармейцу Гусеву из «Аэлиты». Не хочется нам больше революции — ни у себя, ни на Марсе. Даже идеализированный коммунист ефремовский Дар Ветер рассматривается как архаика — он оказался на двенадцатом месте.
Абсолютным же победителем (в личном зачете) стал Леонид Горбовский, проделавший литературный путь от звездного первопроходца до председателя Мирового Совета. Мудрея вместе со своими создателями, он отказался от романтического флера коммунистической утопии, и голосующие готовы забыть его «коммунарское» прошлое, поскольку даже в те далекие времена идеологической фразой он не бряцал. Избиратели видят в нем прежде всего человека — эталон совести, нравственной чистоты, гуманизма. Плюс умение принимать непростые решения и нести за них личную ответственность. Если попытаться найти аналогию в нашей жизни, то наиболее близко к Горбовскому стоят (стояли) два академика: А. Д. Сахаров и Д. С. Лихачев.
Как ни удивительно, но следом по личной популярности идет человек из прямо противоположного лагеря — цепной пес Империи Дарт Вейдер. Партии «сильной руки» вообще оказались в фаворе: помимо Дарта Вейдера провести своих соратников в Думу имеет все шансы Кей Дач — сторонник оперативно-силовых решений из романа С. Лукьяненко, а также символ просвещенной монархии Арагорн и состоявшийся император Ф. Герберта Атрейдес, балансирующий, правда, на грани пятипроцентного барьера.
А вот инженерно-техническим и научным работникам, как всегда, не везет: Сайрус Смит, со вкусом обустроивший таинственный остров Жюля Верна, получил один процент голосов, а прибывший из Великого Гусляра Лев Христофорович Минц — два. Даже партии технократов, возглавляемой азимовским «основателем» Гэри Селдоном, придется очень постараться, чтобы удержать свой «проходной балл».
Если же описывать роль Иона Тихого, то этот герой, скорее, наблюдатель. Такого рода деятелей в нашем парламенте существенно больше доставшихся его партии пяти процентов.
19
Вопрос о том, в какой степени литературная популярность героя могла повлиять на выбор голосующих, в силу своей «нематериальности» оставлен за рамками анализа. (