Рыбки были счастливы. □
Владислав Гончаров
ВОЛШЕБНИКИ В ЗВЕЗДОЛЕТАХ
Термин science fantasy довольно активно используется критиками — при том, что никаких серьезных исследований этого пограничного жанра не существует ни у нас, ни, как выясняется, на Западе. Причисление того или иного произведения к «научной фэнтези», или «технофэнтези», происходит чаще всего интуитивно. В проблеме попытался разобраться петербургский критик.
Понятие science fantasy появилось в русском языке лет десять — пятнадцать назад, когда сам жанр фэнтези еще оставался экзотикой для нашего читателя. Тогда мало кто понимал, что значит это воистину парадоксальное словосочетание, но звучало оно солидно. Одни знатоки записывали в science fantasy произведения Толкина, другие твердили про «Эмберский цикл» Желязны, третьи поминали какую-то «техномагию», однако внятного определения никто дать не мог.
Прошли годы, жанр фэнтези прочно обосновался в российской фантастике, однако понятие «научной фэнтези» так и осталось нерасшифрованным. Более того, выяснилось, что и на Западе этот термин не имеет устоявшегося наполнения. Впервые он был введен в 1950-х годах канадской писательницей, редактором и литературным критиком Джудит Меррил для обозначения той части фэнтези, которая отталкивается от естественнонаучной картины мира. А в 1960-х годах оказалось, что это словосочетание лучше всего подходит для определения жанровой принадлежности произведений так называемой «новой волны», авторы которых легко (хотя зачастую и механически) сочетали традиционные элементы и приемы как фэнтези, так и «твердой» НФ.
Уже в 1986 году критик Гэри Вулф, пытаясь унифицировать применяемую в фантастиковедении терминологию, определил science fantasy как особый поджанр, использующий приемы фэнтези, иной прозы в общем научно-фантастическом контексте. При этом мир, в котором происходит действие, всецело подчиняется законам естественных наук, но расположен в ином времени, на другой планете или в параллельном измерении. Американский исследователь и знаток фантастики Джон Клют в своей «Энциклопедии фэнтези» (1997) пошел еще дальше, связав science fantasy с наличием естественнонаучных описаний истории и географии фантастического мира или рациональных объяснений его магических проявлений.
Но в таком случае к science fantasy легко могли быть причислены практически все произведения о фэнтезийных мирах, имеющих более-менее детально разработанную историю или географию, или, проще говоря, «романы с картами». Понимая это, Клют и сам признавал, что его определение поджанра оказалось чересчур расширенным, позволяющим включать в себя не только творчество Майкла Муркока, Джека Вэнса, Пола Андерсона, Мэрион Брэдли или Андрэ Нортон, но и большинство произведений традиционной героической фэнтези — начиная с одного из ее отцов-основателей Роберта Говарда (цикл повестей о Конане-варваре). Отдельной разновидностью пограничного жанра Клют числил «фантастику посткатастрофы», обозначаемую им как субжанр «Умирающая Земля» — по имени цикла рассказов Джека Вэнса, появившегося еще в 1950 году. Это направление описывает мир, давным-давно переживший глобальную катастрофу, где остатки древних, забытых наук стали неотличимы от магии.
Между тем еще Артур Кларк заметил, что любая достаточно развитая технология, с точки зрения стороннего наблюдателя, в итоге будет выглядеть подобием магии. Туземцы Африки или Америки считали колдовством огнестрельное оружие европейцев, но и нами, читателями фантастики, любая технология будущих веков может быть воспринята как магическое действо. Другое дело, что в НФ-произведении любое чудо само собой воспринимается как имеющее научную основу. Но в таком случае принадлежность произведения к фэнтези или НФ будет определяться по чисто формальным критериям — «мечи и колдуны» либо «бластеры и звездолеты».
Некоторое время так и было: естественнонаучная фантастика развивалась совершенно отдельно от фантастики «меча и волшебства», используя иной традиционный антураж, иной набор сюжетов и персонажей. Однако постепенно стало появляться все больше произведений, созданных на стыке жанров. Их авторы либо вводили в фэнтезийное пространство сущности и персонажи из технологических миров, либо заставляли героев НФ сталкиваться с проявлениями магии. А уже упомянутая «новая волна» вообще отказалась от изначально заданного деления миров на «научные» и «магические». Даже хронологическая привязка перестала быть надежным критерием: герои Майкла Муркока путешествуют по прошлому, которое внезапно оказывается нашим будущим, меч в их руках незаметно превращается в автоматическую винтовку, а из нее — в лучемет. Времена перемешиваются, то ли замыкаясь в кольцо, то ли закручиваясь бесконечной спиралью, мир теряет строгие основы естественнонаучного мышления, не находя, однако, и опоры в мышлении религиозно-средневековом.