— Да. Некуда тебе деваться. Давай, будь сильным!
В кабинете главного, кроме Игоря Николаевича и Дениса, сидел плотный старичок с абсолютно лысой головой. За его спиной стоял хмурый китаец — телохранитель.
— Ну здравствуй, Влад. Вон какой вымахал, — улыбнулся старик.
— Я-то тебя совсем крохой видел, когда твою семью в Курск вывозил. Не зря еще тогда, когда меня эти олухи со страху поперли, на тебя ставку сделал.
— Генерал Рогозин? Генерал ведь?
— Ну, теперь, может, опять погоны надену. Благодаря тебе и Денису. Он молодец. Какую комбинацию провернул! Хоть в учебник. И всего-то! Звонок мне, твоя вычеркнутая из списка формировщиков фамилия в разоблачительной статье, спектакль с главредом, которого вы купили обещанием большого будущего. Ну, мои ресурсы помогли… Быстрота и натиск!
— А если я, теперь единственный сохранивший способности к формировке, сотрудничать не захочу или на себя руки наложу?
— Нет, дорогой, ты себя беречь будешь. Вот Иницкий дочь не уберег…
— Тварь! — Влад бросился на Рогозина, но упал, скрючившись и задыхаясь от боли.
Китаец вернулся на свое место.
— Ну-ну. Будет. Мне тебя раскачать надо было, засветиться заставить. А моим бывшим коллегам — Иницкого уму-разуму поучить. Пересеклись интересы, всего лишь.
Влад отполз к стене и прислонился к ней спиной.
— Тварь! — еще раз выдавил он.
— Для тебя — дядя Боря. Ты ж, можно сказать, мой крестник. Я тебя, считай, спас. Сейчас бы пахал под чутким руководством на благо родины, и никто бы твоего мнения не спрашивал. А я вот — спрашиваю. Давай, садись за стол, планы обсудим.
— Мне и здесь хорошо. — Влад посмотрел на часы, хмыкнул. — И телевизор отсюда видно. Вы футбол, дядя Борь, любите? И я — не очень. Но вот сегодня хотел на матч сходить, специально к другу на стадион заглянул. Он там техником работает. Да вот тут Денис позвонил. Скажите своему костолому, пусть ящик включит. Скажите, скажите.
Матч только начинался, команды выбежали на поле, и тут свист и улюлюканье на трибунах сменились недоуменным гулом.
— Вы, уважаемые телезрители, тоже, как и все болельщики на трибунах, видели эту странную надпись на табло? — спрашивал телевизор голосом знаменитого комментатора. — Что за бред — ВЛАД МИНИН НЕ МОЖЕТ ФОРМИРОВАТЬ РЕАЛЬНОСТЬ! Минин? Не знаю такого футболиста. Но не до него сейчас. Судья дает свисток…
И тут мир прыгнул. В последний раз. □
ВЗРОСЛОЕ ЧТИВО
Отношения фантастики и других литературных направлений напоминают отношения первой красавицы класса со своими сверстниками. С одной стороны, добиться ее благосклонности мечтали бы многие. Но признать это открыто готовы отнюдь не все. Проще, комфортнее небрежно бросить через губу: «Такая-то? Нет-нет, мне она неинтересна, ничего в ней привлекательного не нахожу…»
Почему фантастика притягивает авторов мэйнстрима, криминального жанра, вообще всех пишущих, вполне очевидно. Высочайшая степень авторской свободы, присущая фантастическим произведениям, позволяет писателю реализовать свои замыслы максимально ярко и эффектно. Но, оказавшись в плохо знакомой ему области литературы с собственными традициями, сочинитель рискует создать нечто вторичное, стократ обыгранное предшественниками. Неудача может поджидать самого маститого: даже Чингиз Айтматов, написавший фантастический роман «Тавро Кассандры», пожалуй, напрасно брался за перо. Тем приятнее, когда посещение Страны Фантазии «чужаками» оборачивается плодотворной попыткой синтеза жанров, когда язык и арсенал приемов фантастики становятся богаче.
Роман Линор Горалик и Сергея Кузнецова «Нет», выпущенный питерской «Амфорой», как раз и является такой удавшейся попыткой. Соавторы пришли к этому тексту с разным писательским опытом. Сергей Кузнецов известен как кинокритик, культуролог, а также автор двух детективных романов, герои которых — российские интеллектуалы 90-х. Линор Горалик часто публикуется в интернет-изданиях, пишет пьесы и короткую прозу в исповедальном духе. Современная российская фантастика им явно не очень интересна, зато с книгами Уильяма Гибсона, Брюса Стерлинга и прочих зарубежных корифеев они, судя по всему, знакомы. Оттого-то и не рефлексируют понапрасну, пересаживая в почву русского языка космополитичный дичок безжалостного будущего, в котором планетой правят корпорации, а люди обречены на «одиночество в толпе».