Не исключение и открывающие серию «Песни Петера Сьлядека» — новый и, пожалуй, самый постмодернистский роман Г.Л.Олди. Впрочем, жанровая принадлежность здесь не бесспорна. Перед нами, скорее, цикл сказочных новелл, с одной из которых — «Цена денег» — в прошлом году познакомились читатели журнала.
Если это и роман, то выстроенный в нарочито архаичном ключе, где отдельные сюжеты связываются в единое повествование посредством условного рассказчика. Создается впечатление, что в этом романе-не-романе авторы, помимо прочего, решили поиграть с читателем в своего рода прятки или кошки-мышки — то без кавычек цитируя Эдуарда Багрицкого, то достаточно прозрачно имитируя бабелевскую метафорику, то приводя обстоятельные выдержки из вымышленных источников, то отсылая нас к своим же прежним мифоэпосам.
На страницах «Песен…» мы встретимся с Кассандрой и Хомой Брутом, Пестрым Флейтистом и семейством Борджиа. Человек по имени Влад Цепеш будет в XVII веке преподавать в университете, а человек по имени Микеланджело отречется от низкого ремесла ваятеля в пользу высокого искусства поэта-сатирика. Вместе с бродячим музыкантом Петером Сьлядеком мы побываем в праздничной Венеции и зловещей Черной Валахии, услышим жутковатые рассказы о неведомом граде Гульденберге, о проклятом острове Монте-Кристо, пройдем по Центральной и Восточной Европе, где в каждом медвежьем углу — свой миф, свои чудеса, свои «скелеты в шкафу».
Пожалуй, эта избыточность, пестрота, неровность (одни новеллы заметно сильнее и ярче других) и есть то немногое, что можно поставить в упрек авторскому дуэту.
Но буйство фантазии Олди, как всегда, неоспоримо.
В центр своей мениппеи фантасты неспроста поместили не столько человека действия, сколько наблюдателя. Безродный бродяга, певец и музыкант Петер Сьлядек с единственным вроде бы желанием — набить брюхо да выспаться в тепле — это ведь, по сути, высокий образец свободного, «неангажированного» поэта. Не связанного ни этническими, ни религиозными, ни политическими фобиями и предпочтениями. Все его достояние — лютня по прозванию «Капризная госпожа», сработанная самим легендарным Пазотти (и как обаятелен краешек легенды об этом самом Пазотти!), инструмент, обрекающий своего владельца на вечные скитания. И хотя прямо об этом не говорится, но у Петера есть еще один дар, едва ли не больший, чем певческий — дар слушателя, невольного исповедника. А бродячая профессия дает возможность кочевать из притчи в притчу, из легенды в легенду — следуя по маршрутам частью реальной, частью вымышленной географической карты. А то и по закоулкам собственной души, по изгибам собственной фантазии.
«Какой Яблонец? Какой Хольне?! Какой, к чертям, Витольд Хенингский, если никакого Хенинга отродясь не было?! — восклицает наперсточник-Смерть в заключительной новелле. — Болван! Зачем ты взял в одном аккорде Хайраддина Барбароссу, клад кардинала Спада и Франческу Каччини?! Ты же все перепутал, все перемешал, перекроил всю гармонию! Зачем?»
Действительно, зачем?
Неужели всего-навсего ради модной литературной игры? И здесь мы подходим к сквозной теме, обеспечивающей единство цикла. Все новеллы так или иначе повествуют о подменах и превращениях. Кровосос оказывается целителем, калека-нищий — страшным Аникой-воином, дар оборачивается проклятием, погоня за удачей неминуемо приводит к беде.
Любой миф изначально амбивалентен. Но после сотни пересказов он превращается в сказку — иными словами, распадается на черное и белое, плохое и хорошее. Г.Л.Олди охотно обращаются к стародавним бродячим сюжетам с тем, чтобы придать им новый, неожиданный поворот, вывернуть наизнанку, показать их неоднозначность.
Впрочем, и чисто постмодернистские игры обладают своей прелестью и заразительностью. С чего бы иначе автору фундаментального послесловия, доктору филологических наук Игорю Чёрному переименовывать пушкинские «Песни западных славян» в «Песни южных славян»?
Мария ГАЛИНА
Статистика
Сергей Питиримов
Все жанры, кроме скучного
Результаты опроса нас, мягко говоря, озадачили. Особенно, если сопоставить их с ежегодным анкетированием читателей журнала. Итоги последнего есть в июньском номере «Если» За прошлый год, и мы попросили нашего комментатора, литературного критика, не забывать о нем.
Какие формы жанровой критики вам наиболее интересны?