– В цинках удобнее, а россыпью долговечнее, – объяснил Фома.
– Я же вам говорил, помните? Чем предмет меньше весит, тем дольше служит. Я могу выспать коробку патронов, могу и цинк, могу даже вагон, но Плоскость воспримет их как один предмет. Что тут непонятного? Да вот, скажем, ваш трамвай с торпедой. Он рассыпался, а где торпеда? Вы ее видите? Нет, потому что она рассыпалась вместе с трамваем, хотя весит гораздо меньше. Просто Плоскость решила, что трамвай и торпеда – одно целое… ну и вот. А мой «марголин»?
Георгий Сергеевич, дорогой, ведь пистолет же из деталей состоит! А распадется, когда придет его срок, весь, разом. Очень просто.
– Не очень-то это просто, – пробормотал Георгий Сергеевич. – Впрочем, ладно. Жаль, сейчас не время – на досуге я с удовольствием поэкспериментировал бы… Игорь, друг мой, это можно будет устроить? Попозже?
– Попозже – сколько угодно, – уверил Фома, пожав плечами, и не удержался – фыркнул. Ну, учитель! Ну, интеллигент! Ну, естествоиспытатель! Эксперименты ему подавай там, где надо просто выживать! Чудик, ей-ей.
– Вы вот что, – добавил он, помявшись. – Я сейчас спать лягу, а вы вот что… Сны, знаете ли, разные бывают. Контроль контролем, а иной раз такое приснится… В общем, камень видите? Да, вон тот. У меня к вам есть просьба. Если меня во сне потянет э-э… на эротические фантазии, это сразу станет видно. Так вы ту бабу гипсовую – камнем, камнем! Без жалости. Вот. Если начнут возникать рыбы – их тоже, и колите помельче. Видеть их уже не могу…
Рыбы явились сразу, еще в дреме. Фома расшугал их и принялся старательно думать об оружии. Вот ручной пулемет… надежный, удобный в работе и переноске, с длинным вороненым стволом и большой коробкой для ленты. Спокойно, без суеты и нервов, выцедить перебегающую от бархана к бархану фигурку, плавно нажать на спуск – и он загрохочет, мягко отдавая в плечо, и фигурка споткнется. Вот гранатомет РПГ… нет, его пока не надо, гранатометами и осколочными гранатами к ним займемся в другой раз. Значит, пулемет… Работает. Та-та-та. Пауза. И снова: та-та-та. А рядом, справа и слева, такими же короткими точными очередями бьют автоматы. И много патронов. Море патронов россыпью на дне окопа. Ноги по щиколотку утопают не в стреляных гильзах, а в новеньких, тускло блестящих патронах. Это, не считая немалого количества снаряженных магазинов и лент. Убийственный огонь. И нет спасения, разве что укрыться за танковой броней. Зримый, явный перевес над противником.
Явный, но не абсолютный. Окоп – недостаточное укрытие. Хорошо бы тоже укрыться за какой-нибудь броней, желательно потолще, да и мощь огня не мешает радикально увеличить…
– Проснитесь, Игорь, ради Бога, проснитесь! Немилосердно тряся спящего, Георгий Сергеевич умудрялся и здесь оставаться деликатным. А голос его выдавал испуг, близкий к панике:
– Проснитесь же, надо выбираться…
Фома рывком сел, сейчас же ударившись макушкой о нечто твердое и, похоже, донельзя массивное. Взвыл.
– Скорее, Игорь, нельзя здесь оставаться, – настойчиво тянул его за ногу Георгий Сергеевич. – Оно нас тут похоронит… Да проснитесь же вы, умоляю!
Скрючившись в неудобной позе, Фома заморгал. Почему-то было темновато, как будто на Плоскость опустились очередные сумерки; но нет, яркий свет пробивался полосками у самого песка, придавленный сверху чем-то темным и пугающе громадным. Об это-то темное Фома и приложился головой.
Поползли. Резво работая локтями и коленями, Фома быстро обогнал Георгия Сергеевича и теперь уже сам подгонял его короткими резкими командами. Гадать, что за неуместная твердь внезапно образовалась над головой, было некогда – успеть бы выбраться! Последние метры Фома вульгарно тащил Георгия Сергеевича за шиворот. Пиетет пиететом, а рухнет на тебя этакая громада – мало не покажется. Вон из-под нее! На вольный воздух!
Тяжело дыша, поднялись на ноги. Песок струйками стекал с одежды, лип к потным телам. Ни феодал, ни его подручный не обращали на него никакого внимания.
С первого взгляда Фоме стало ясно: то, что удалось выспать, доживает последние секунды. Вспомнились давние слова бушмена Нсуэ, сказанные без тени шутки: эфемерные монстры слишком боятся сами себя, чтобы жить долго.
Это был танк, но такой танк, каких не бывало. Германский «Маус» перед ним выглядел бы козявкой. Трехметровой ширины гусеницы глубоко вдавились в песок под чудовищным весом. Корпус квадратный, угловатый и плоский, как кейс, мог бы накрыть собой треть футбольного поля. Приземистым его нельзя было назвать – главная трехорудийная башня, снятая, надо думать, с линкора, помещалась на высоте крыши двухэтажного дома. Кроме нее, бронированный титан нес на себе еще несколько башен с пушками меньшего калибра, зенитно-ракетный комплекс, вертолет и два обыкновенных танка, по-видимому, способных съезжать на грунт по специальному выдвижному пандусу на корме и действовать автономно.
Почему-то больше всего Фому поразила лесенка для экипажа, очень похожая на пожарную и даже снабженная решетчатым предохранительным кожухом. Неужели расшалившееся воображение спящего подсказало и лесенку? Вот ведь чепуха. Как в насмешку. Ну что же, пародия на инженерное мышление должна быть убедительной…
Второй раз за время знакомства со старым учителем Фома скверно выругался в его присутствии. Георгий Сергеевич только иронически поднял бровь.
– Сейчас рассы… – сиплым голосом начал Фома, и танк рассыпался. Сразу. Вдруг. В полном соответствии с законом масс. На недолгое время Плоскость украсилась новым элементом ландшафта – геометрически правильным в плане холмом пыли.
– Вы правы: там бы нас и похоронило, – непроизвольно дернув кадыком, подвел итог Фома. – Спасибо вам.
– Ну что вы, я ведь ничего такого не сделал…
– Спасибо, что сразу меня разбудили. Если бы этакая гора навалилась на меня во сне…
– Она бы и на меня навалилась, – молвил Георгий Сергеевич. – Простите, Игорь, друг мой, я не специалист, но кое-что кажется мне любопытным. Почему, хотелось бы знать, мой трамвай возник в стороне от нас, а ваш танк точно над нами?
– Почему, почему, – пробормотал Фома и вдруг весело хохотнул, как человек, счастливо избегнувший опасности. – Потому что площадка материализации маленькая. Трамваю хватило места в стороне от нас, а танк занял ее всю. Чего тут не понять?
– Понял, спасибо. А вон еще что-то. – Георгий Сергеевич, щурясь, указал длинным пальцем на небольшой кубик, резко выделяющийся зеленью на блекло-желтом фоне песка.
– Это? – разглядев, Фома был готов провалиться сквозь Плоскость. – Так, чепуха какая-то. Не стоит внимания.
– Разве? По-моему, это, простите, кубический огурец… Кажется, вы перед сном что-то о нем говорили.
– Глупости. Хотя да… Стоп, это вы о нем говорили!
– Точно, огурец. Кажется, он даже с хвостиком и в пупырышках…
Вместо ответной реплики Фома налетел на несуразный овощ с холодной яростью футболиста, бьющего пенальти. Разлететься от удара в брызги геометрический огурец не пожелал. Вместо этого он в полной целости взмыл в воздух, описал, кувыркаясь, длинную пологую параболу, невысоко подпрыгнул после удара о песок, ударился снова, увяз и через секунду взорвался с оглушительным грохотом. Взвился гейзер песка, свистнули осколки.
Присевший от неожиданности Фома кинулся к Георгию Сергеевичу:
– Живы?!
Тот не мог говорить, но энергично закивал – жив, мол, и в порядке, но удивлен. Мягко говоря.
– Это была граната, – прокричал Фома, ковыряя в заложенном ухе. – Просто в таком виде. Я же говорил, что настоящую органику выспать невозможно…
– А жаль, – попробовал пошутить Георгий Сергеевич. – Хорошие были бы огурцы, удобные для транспортировки… Но я зря над вами смеялся. Игорь, друг мой, вы ведь все-таки сделали оружие, а какой оно имеет вид – так ли уж важно? Только умоляю, не надо делать гранат размером с арбуз, их метать неудобно. Лучше вроде редьки и обязательно с ботвой – за нее удобно раскручивать…
– Издеваетесь? Ну-ну. Имеете право.