Я вышел на дорогу и вытянул руку. И автомобиль начал тормозить! И остановился. Подойдя поближе, я заглянул в распахнутое окошко.
— Чего, обалдел, под машину бросаешься? — полыхнуло оттуда прямо в лицо.
— Командир! — крикнул я. — Мне бы до города!
— До города… — с сомнением произнес мужичок.
— Надо очень! Иначе пропаду совсем. Ты скажи, сколько денег хочешь…
Я вдруг сообразил, что понятия не имею, сколько у меня денег и есть ли они вообще после валяний в лесу. Начал торопливо шарить по карманам и наконец нашарил купюру, вытащил, но понял, что не могу ее даже увидеть. Бумажка и бумажка. Я показал ее мужику:
— Пойдет?
Мужик брезгливо оглядел меня, еще брезгливее — трепыхающуюся купюру, затем кивнул:
— Садись.
И мы поехали.
Впереди за лобовым стеклом царил мрак, дороги почти не было видно. Зато очень ярко светился мотор и вся кабина. Я попробовал откинуться на спинку и закрыть глаза, но с удивлением понял, что мой новый глаз закрыть невозможно. Я решил пока об этом не думать.
— А чего случилось-то? Чего так, на ночь глядя? — начал беседу водитель.
— Да… — отмахнулся я. — Жизнь такая…
— Пьяный, что ли? — поинтересовался водитель, принюхиваясь.
— Есть маленько, — кивнул я.
— Так: в машине — не блевать! — предупредил водитель. — Если чего — скажи, я остановлю.
— Ну, я не настолько уж пьяный, — обиделся я.
— А кто тебя знает, — добродушно кивнул мужичок. — Вон какой бледный, всклокоченный, весь в листьях. Как по земле валялся.
— На последнюю электричку бежал через лес, — объяснил я. — Много падал.
Я думал, что разговор сейчас сам собой заглохнет, но мужику хотелось общения.
— Да разве ж ходят в такое время электрички? — удивился он.
— Угу… — буркнул я сквозь зубы.
— Это тебе, брат, засветло надо было выходить…
— Угу… — буркнул я.
— А чего такой хмурый? — спросил мужик, немного помолчав.
— День неудачный, — буркнул я.
— А чего — неудачный? — удивился мужик.
— Рассказать? — вдруг зло спросил я.
— Расскажи… — охотно кивнул мужик.
И тут меня прорвало. И я стал рассказывать. Не про ухо, конечно, а про весь день — с самого утра.
— Слушай, мужик. Утром я вылил кофе на штаны. Опрокинул чашку, случайно локтем задел, ну и все. А штаны светлые. А мне на работу ехать.
— Тоже мне, проблема… — цыкнул зубом мужичок.
— Да это только начало… — усмехнулся я. — Короче, пока я штаны застирывал и сушил…
— У тебя одни штаны что ли? — удивился мужичок.
— Последние, — кивнул я. — Все остальные в стиральной машине лежат, я их уже три дня вынуть и развесить собирался. Есть, конечно, еще рваные джинсы, но за них меня бы мигом с работы выгнали. Ой, черт, до сих пор ведь лежат в стиральной машине, сгнили уже небось… — я задумался.
— Ну, застирывал последние штаны… — напомнил мужичок.
— Ну да, застирывал. Времени прошло много, и я решил ехать на работу через центр, чтоб побыстрее.
— У тебя машина? — покосился мужичок.
— Была, — кивнул я мрачно. — Ты слушай, слушай дальше. Еду я через центр, ломлюсь сквозь пробку, пять метров проехал — остановился. Проехал-остановился… На работу опаздываю дико.
— А кем работаешь? — спросил мужичок.
— Программистом, — кивнул я. — Кстати, как тебя вообще звать?
— Леонид… — степенно кивает мужичок.
— Понимаешь, Леонид… Можно Лёня?
— Можно и Лёня…
— Понимаешь, Лёня, и вот еду я на своем драном «Жигуленке» с крылом свежепокрашенным…
— А что с крылом? — цыкнул зубом Лёня.
— Да я машину ставил во дворе, утром выхожу — крыло всмятку. Какой-то урод приложился и уехал… Короче, слушай, еду я, и вдруг мой «Жигуль» глохнет. И не заводится! То ли мотор треснул, то ли тросик какой-нибудь, то ли шланг лопнул… Не знаю. Короче, все, каюк машине. Что делать? Бросить посреди полосы и ехать на работу? Или буксировать к тротуару? Короче, я поймал мужика, и он его отбуксировал с проспекта до дому — это долгая история. Звоню из дома на работу, мол, такие дела, сломалась машина, пятница, сегодня никак не появлюсь, лады? А мне отвечают: ни фига, приезжай сейчас же, тут у начальника к тебе важный разговор. Хватаю такси, еду в офис, поднимаюсь наверх и жду два часа в коридоре, пока наша светлость Михаил Павлович изволит принять. А наша светлость мне заявляет: Александр…
— Ага, Саша, — кивает мужичок.
— Ой, сорри, не представился: Саша Тимченко. Так вот, начальник заявляет: Александр, с этого понедельника вы у нас уже не работаете… Говорю: это с какой радости? А он: а вот так у нас усё поменялося… Я говорю: это, конечно, прекрасно, что у вас усё поменялося, как только я последний проект закончил, да только нельзя было меня предупредить заранее, что проект последний и пора мне искать другую работу? А он руками разводит. Ладно, говорю, тогда еще один наболевший вопрос: а что у нас по зарплате? А он говорит: не волнуйся, в бухгалтерии получишь за последний месяц. Я говорю: пардон, и это все?! А он изумленно так: а что ты хотел? А я говорю: а что мне три месяца морочат голову какими-то грядущими выплатами, и отпуск у меня был такой, как у нормальных людей больничный бывает — четыре раза по неделе, причем зимой, причем за свой же счет! И мало того, в последние месяцы забросали с ног до головы левыми делами! Которыми я вообще не должен заниматься! Меня на работу брали как программиста — по чему?
— Почему? — переспрашивает Лёня.
— По охранным системам как программиста! Так?
— Так? — удивляется Лёня.
— Так! — киваю я. — Но тогда вопрос: с какой радости на меня повесили настраивать компьютеры секретаршам, если что случается? А у них каждый день случается. Мало того — еще и интернет-сайт фирме делать! Это нормально? Скажи, Лёня? Разве меня брали на работу сайты делать? Может, мне вам еще полы в офисе мыть? Берите себе дизайнера на отдельную ставку! Так нет же, я три месяца вам пахал от зари до зари по проекту, кроме того, сайт делал и секретаршам все настроил, а все потому, что мне сказали: это очень-очень нужно и больше некому. И намекнули, что за все сверхурочные выплатят в конце сезона двойной оклад! И вот конец сезона и чего? Где сверхурочные? Где отпуск?
— А он?
— А он отвечает: не знаю, кто там шо намекал, но ежели положены сверхурочные — это усё решает бухгалтерия, приходи после выходных за деньгами, скока есть по ведомости — усё получишь, нам чужого не надыть. И руками разводит.
— Да… — говорит Лёня.
— Это еще не все! Это пятница, вечер. У меня — первые выходные за три месяца. У друга моего лучшего, Кольки, юбилей на даче. Шашлыки, шампанское, фейерверки — все как у людей. Учились вместе, каждый год собираемся, традиция. И вот мы едем вдвоем с Аллой.
— Жена?
— Подруга. Любимая. Была. Встречались целый год, только последнее время почти не виделись, потому что эти суки…
— Завалили работой без выходных, — кивнул Лёня.
— Ну да. Короче, едем на электричке. Потому что машины нет. В электричке начинаем ругаться. Алла мне начинает: ты меня не любишь, тебе на меня наплевать, я для тебя пустое место… Ну, все как полагается, сам знаешь, Лёня, эти истерики женские… А у меня неудачный день. Короче, приезжаем. Поздно. Все — веселые, шашлык давно съели и за водкой уже два раза ездили. Наливают штрафную. А потом еще штрафную. И еще. И пока я общаюсь с друзьями, которых сто лет не видел, пока рюмку за встречу, рюмку за юбиляра, рюмку за сдохшую машину, рюмку, чтоб найти хорошую работу, рюмку за компанию, снова рюмку за Кольку… В общем, Алла куда-то — шмыг. И в какой-то момент я уже смотрю — они уже там с Барановым шу-шу-шу да хи-хи-хи, и она у него на коленях сидит, а он ее лапищей своей по животу гладит!