И молодой человек отправился на поиски кофеина, словно всплывающий из глубин морских ныряльщик, которому не терпится схватить ртом глоток воздуха.
Кофейник на месте, вода имеется, белый порошок, претендующий на звание сливок, в наличии, но в банке нет ни зерен, ни гранул, ни хотя бы пыли. Кто-то вытряс все до последней крупинки и не подумал пополнить запасы, жестоко поправ законы лаборатории и права человека.
Но тут физиономия Нормана Рэтбоуна прояснилась. Не все потеряно!
Он направился к автомату с «кока-колой». Однако умы, прямо скажем, менее острые, чем его собственный, давно его обскакали, как, впрочем, случалось не раз в его яркой, но далекой от практических мелочей жизни. Автомат ломился от банок сладкой шипучей жидкости со вкусом лимона, вишни или сливок, но не нашлось ни единой, сулящей некое просветление разума. Управление лабораторией доктора Кригеля было под угрозой: нельзя же отслеживать утечки геля, анализировать сбои в работе аппаратуры, обсуждать аспирантские работы и вежливо общаться по телефону с сервисным центром, пользуясь при этом в качестве источника энергии одной лишь водой.
Убежденность Нормана, что хуже просто быть не может, довольно быстро оказалась несостоятельной, доказательство чему он получил, в очередной раз сняв телефонную трубку.
Оказалось, его вызывает сам Джерри Кригель, которому срочно и позарез требовалось посовещаться со своим ближайшим помощником.
— Где вы были? — пролаял он и, не дожидаясь объяснений, рявкнул: — Вы мне нужны!
В трубке запищали короткие гудки.
Каждый день работы на этого человека был для Нормана мукой, но что же он мог поделать? Всеми большими лабораториями владели сановные старцы, годами не занятые ничем, кроме добывания средств. На добытые средства они нанимали способных парней, вроде Нормана, заставляя их генерировать идеи, направленные на решение единственной проблемы, мурыжить которую предстояло до скончания века.
Норман взъерошил длинные черные волосы, выбрался из лабиринта аппаратуры и просунул голову в кабинет шефа.
— Привет, Джерри, — вяло поздоровался он. Норман всегда был человеком серьезным, а теперь и вовсе источал угрюмость. — Что-нибудь срочное?
Шеф знаком велел Норману войти, при этом едва удостоив взгляда, словно перед ним была управляемая муха.
И тут Норман узрел чашки с остатками черного кофе, кофе со сливками и кофе с лимоном, загромождавшие кабинет, и неожиданно понял, что нашел злодея, опустошившего банку с живительным порошком. Кроличьи глаза и серая кожа Кригеля говорили о том, что злоупотреблять допингом — крайне вредно для организма. Впрочем, утешение было слабым.
Шеф поднял несколько бланков с вершины горы, загромождавшей письменный стол и почти засыпавшей компьютер.
— Кофеин, — коротко бросил он, помахивая листочками.
Рэтбоун оцепенел. Правда, первый испуг скоро прошел, оставляя надежду, что шеф ничего не заметил. И все же: неужели Нормана разоблачили?
— Кофеин не действует. Выясните, почему, — буркнул шеф, сунув бумаги Норману. — За такую работу, глядишь, и Нобелевскую дадут.
Видимо, идея казалась шефу такой заманчивой, что он произнес почти законченную фразу.
Норман неохотно взял листочки и притворился, будто изучает их, пытаясь выиграть время для ответа. Страх трансформировался в истерическое веселье: Норман едва не разразился хохотом, представив лабораторию Кригеля в ореоле славы первооткрывателя лекарства… пока журналисты не пронюхают, что его же лаборатория создала саму болезнь.
Но сейчас не время мечтать. Скорее назад — к проблеме и приличествующему случаю скромному виду, а также безупречному поведению.
— Это может кое-что объяснить, — выговорил наконец Норман. — Как возникла у вас эта гипотеза?
— Проверил пульс, реакцию. Никаких изменений даже после двойной порции! Отослал чертов порошок в химическую лабораторию, и оказалось, что в нем полно кофеина. Значит, кофеин перестал действовать.
Даже едва держась на ногах, Кригель имел самодовольный вид человека, сумевшего на славу поработать мозгами и выяснить, в чем корень зла.
Смысл бумаг, зажатых в руке, наконец дошел до Нормана. Бюджетная смета нового проекта, которым предстоит заняться Норману. Но ни строчки о том, где найти время, чтобы спланировать и выполнить новую работу, руководить еще одним лаборантом и написать детальную десятистраничную заявку на получение гранта. Прежде чем Норман успел придумать наиболее безобидный способ вежливо расспросить об этом, шефа уже понесло дальше.
— Да, еще вот что. Бой стекла, — коротко бросил он, поднимая накладную. — Дорого обходится. Руди, верно? Удержите из жалованья.
Гертруда Фробишер, уже немолодая женщина, имевшая взрослых детей, решила начать новую жизнь. Вот только Норман никак не мог взять в толк, почему было необходимо начинать новую жизнь лаборанткой у Кригеля. Но так уж вышло, что теперь делать?
— Собственно говоря, — произнес Норман, — за последние полгода она разбила одну трехдолларовую реторту, что, согласитесь, намного ниже средней нормы. Особенно если учесть, что именно она моет почти всю посуду. У Руди просто блестящие способности к работе в лаборатории. Что же касается дистилляционной колонны, капиллярной установки секвенатора и контейнера для процесса клонирования, боюсь, это дело рук Дуайна.
Все это сложнейшее стеклянное оборудование стоимостью в несколько тысяч долларов пало жертвой небрежного обращения аспиранта самого Джерри Кригеля.
— Вот как? — небрежно обронил шеф. Для него было крайне выгодно иметь у себя в лаборатории аспиранта: живое доказательство того, что Кригелю небезразличны проблемы образования. Очевидно, он хорошенько взвесил сравнительные преимущества «скаутских очков» [1]и очередного финансового вливания.
По документам Дуайну Плоткину уже исполнился двадцать один год, но Норман знавал малышей, которые обставили бы его во всем, что касалось серьезного отношения к делу. Судя по курсовой работе, Дуайн Плоткин был гением. Но гений носил спортивные штаны, обтрепанные, надетые одна поверх другой футболки и, по мнению Нормана, был первым растяпой во всех трех округах. К тому же именно Норману приходилось руководить Плоткиным, поскольку, естественно, на долю шефа приходилась настоящая работа.
— В таком случае это входит в траты на обучение, — немного подумав, заявил Кригель. — Попросите Джун занести их в соответствующую графу. Из моих грантов на это и пенни не уйдет!
В селекторе что-то затрещало, и послышался мелодичный голос Джун:
— Разыскивается доктор Рэтбоун. В кабинет принесли посылку. Доктор Рэтбоун, в кабинет, пожалуйста.
Ну вот опять! Кажется, это будет продолжаться вечно!
До кабинета Норман не дошел. Из лаборатории по другую сторону холла донесся отчаянный вопль Руди:
— Дуайн!
Норман поспешил на крики, с тревогой прислушиваясь к голосу Руди, успевшему подняться еще на октаву, то есть до таких высот, которым позавидовали бы многие оперные певицы.
— Какого черта ты вытворяешь? Да понимаешь ли ты, сколько усилий, расходов, времени…
В дверях лаборатории Норман оцепенел.
Сотни крохотных пластиковых пузырьков с образцами мирно оттаивали на лабораторном столе — рядом со сверхмощной морозилкой. Дуайн с головой залез в нее и энергично рылся на полках в поисках неизвестно чего, переворачивая все вверх дном и упрямо бормоча себе под нос:
— Ну должен же я найти, верно? Джерри требует принести срочно, значит, должен же я найти, правда? Это где-то здесь, так что не волнуйтесь, еще секунда, и все отыщется.
А тем временем температура в морозилке поднималась: минус 80, 75, 70, 65 градусов по Цельсию… вот-вот раздастся вой сирены, такой оглушительный, что его не столько слышишь, сколько ощущаешь всем существом!
— ЗАКРОЙ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ! — прогремел Норман.
Из морозилки появилась голова Дуайна. Гений с видом утомленного превосходства оглядел присутствующих.