КОЛИЗЕМ отказалась послать третьего лингвиста. На решение повлияли не чувства женщины, а деньги корпорации.
— Каждый год нам урезают бюджет, — сказал шеф. — В конце концов, мы только и делаем, что беседуем, верно? Насколько важным это может оказаться? Выбить финансирование, чтобы послать команду даже из двух человек, было чертовски непросто, и если хотите знать, я все еще продолжаю практику базарной торговки здесь, в Вашингтоне. Трое — это совершенно немыслимо.
— Тогда отправьте Юри и другого лингвиста-теоретика, — немедленно отреагировала свекровь Окки.
— Нет, поедет Окка. Это лучшая наша команда, они великолепно работают вдвоем. Они раскололи такие языки, которые никто даже не брался анализировать. Они это сделают!
Они это сделают! Было горько даже мысленно повторить это. «Лучшая команда» не справилась, а когда прикажут вернуться на Землю, будет дискредитирована не только Окка — она уже как-то свыклась с этой мыслью, — но и Юри. Талантливый человек последовал семейной традиции и стал лингвистом, а теперь предмет вечной гордости родителей будет — из-за глупой жены, разумеется — опозорен. Вот так оскорбленные предки увидят сложившуюся ситуацию… И никогда не простят Окку. И возможно, Юри тоже никогда не простит ее. В их семье никогда не было плохого лингвиста, а традиция насчитывает уже четыре поколения.
Это непременно язык. Поэтому должен быть набор звуков. И я должна найти их.
Эти три четких утверждения постоянно стучали в голове Окки, в такт биению сердца.
Но главным для девушки была не дискредитация в корпорации, а непреклонная ненависть свекра и свекрови, ставящая под угрозу совместную жизнь с любимым супругом. Она знала, что Юри на подобную постановку вопроса отреагирует примерно так: «И ты можешь думать о себе в сложившейся ситуации?! Мы не способны выучить златянский, даже прокорпев месяцы! И это мы, лучшая команда лингвистов КОЛИЗЕМ! А златяне почти в совершенстве выучили один из наших, и безо всякого погружения в среду! Им потребовалось всего-навсего слушать наше общение по своим коммуникационным приборам, или какие там прибамбасы они используют. Как человечеству жить с этим дальше?».
Должна же тут быть какая-то система. И я обязана ее выстроить!
Иногда Окка ловила себя на странной мысли: она жаждет, чтобы поверхность под ней вдруг исчезла и позволила падать сквозь здание, мимо удивленно глазеющих со всех этажей златян, лететь навстречу своей смерти. Девушка старалась поглубже упрятать это желание, но случалось так, что оно ни с того ни с сего на минутку возникало вновь, а бывали времена, когда и не на минутку. Вот и сейчас ощущение страха не проходило. Как она переживет грядущие события? Наверняка ей будет ужасно тяжело. Где найти силы измученной душе?..
На следующий день предстояло возвращение домой, на Землю. Там ждали справедливые требования, а невозможность их выполнения вводила Окку в ступор. Она была беспомощна, совершенно неспособна встретиться с руководством КОЛИЗЕМ лицом к лицу. Весь вечер она находилась в оцепенении, пытаясь настроить себя на сопротивление едким замечаниям, собрать остатки воли в кулак, как она обычно делала перед заседаниями корпорации. Юри намеревался провести последний вечер, а то и всю ночь за компьютером, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то не замеченную раньше мелочь, которая могла бы оказаться ключом. У Окки же больше не осталось ни надежд, ни чаяний; она так устала и настолько пала духом, что даже не смогла бы логически связать пару мыслей.
«Сдаюсь, — подумала она. — Тут больше нечего делать, так зачем продолжать бесполезные поиски? Мы уже доказали нашу несостоятельность. Поиграю-ка я лучше на гитаре, в этом по крайней мере есть смысл».
Разумеется, столь смелые речи Окка вела лишь мысленно, исключительно для самоутешения. Никакого рационального аргумента в пользу музицирования, естественно, не имелось. Просто-напросто она сдалась. Она была раздавлена поражением, презирала себя за слабость, и ядовитый коктейль мыслей и чувств лишал ее возможности заснуть. Вот поэтому она поиграет на гитаре.
Девушка села на пол, бережно вынула из футляра маленькую гитару, настроила давно не используемый инструмент и сыграла простенькую детскую песенку. Знакомая мелодия не заглушила глубокой печали. Тогда Окка открыла папку с новыми пьесами, решив разобрать сложную мелодию, — возможно, это отвлечет ее от досадных размышлений, — и для удобства пристроила нотный лист на уровне глаз.