— Закрыт, — подтвердил Кеша, обнюхивая стальную дверь. — И попыток взззлома не вижу. Так можжжет, и деньги на месссте?
Он попытался заглянуть в щель под дверью, но разглядеть в темноте ничего не смог.
— Денег там нет, — ответил Богдамир. — Можешь не искать. И вообще держись подальше от сейфового отсека, там достаточно грязно.
— Кровь? — встрепенулся Кеша.
— Нет. Радиация. Ты же помнишь, здесь везли ядерные отходы?
— Ничччего не понимаю! Инкассаторы открыли дверь, взззяли деньги и зззакрыли обратно?
— Кеша, — вздохнул Богдамир, — ну подумай сам: будь ты руководителем банка, ты бы дал своим инкассаторам ключи и пароли от сейфа? Чтобы они посреди космоса лезли в хранилище и пересчитывали наличность? К тому же инкассаторы мертвы.
— Я не видел трупов! — возразил Кеша с вызовом.
— Зато я видел, — печально ответил Богдамир. — Инкассаторы пока еще мертвы. И наш долг — наказать убийц.
— Миссстика! — взвизгнул Кеша.
— Ты же не религиозен в это время года? Ты же будущий следователь, Кеша! Как тебе не стыдно? Примени алгоритмический метод!
— Объясссни немедленно!
— Нет, Кеша. Я хочу, чтобы ты сам все понял. Хотя каждая секунда у нас на счету. Ладно, идем дальше, сейчас поймешь…
Богдамир развернулся и вылез из люка. Кеша выбрался следом. Они, крадучись, направились по тропинке, ведущей к особняку.
— Ссстоп! — вдруг скомандовал Кеша.
Богдамир тут же резко остановился и встал в стойку — почему-то закрывая руками лицо.
— Что там? — прошептал он.
— Показалось, — шепотом ответил Кеша. — Это просссто крест у тропинки. Из веточччек. И холмик. Вроде могилки для кошшшки. Или голубя, — презрительно добавил Кеша.
— Земля свежая? — заинтересовался Хома.
— Сссвежая… И что-то выложено веточками по кругу… Буквы готические. На староанглийссском.
— Прочти!
— In God we trust, — прочел Кеша по слогам. — Типа, покойссся с Богом?
— Типа, дай Бог каждому, — пробормотал Богдамир озабоченно. — Боюсь, противник окажется гораздо умнее, чем я думал… Ну-ка разрой могилу!
— С ума сошшшел?
— Разрой, разрой.
Кеша вздохнул, взял веточку и принялся деловито расковыривать маленький холмик.
— Пусссто, — доложил он. — Лиссстья, глина. Бумажжжка какая-то…
— Бумажка? — насторожился Богдамир.
— Кажется… — Кеша поднял бумажку и повернулся к лунному свету. — Кажется, такая же, как я нашел в космосссе!
— Ну-ка сравни! — В руке Богдамира возникла половинка банкноты.
— Она! — удивленно щелкнул клювом Кеша, кладя их рядом на землю. — Вторая половинка!
— Ну-ка отойди, — скомандовал Богдамир, приподнимая очки.
Кеша послушно отошел, а Богдамир закатил глаза, высунул из глазниц цилиндры биолазера и в одну секунду спалил обе половинки банкноты. От горки пепла поднялся тоненький дымок, и в воздухе уютно запахло дачной гарью.
— Зачччем? — Кеша удивленно разинул клюв.
— Ты до сих пор ничего не понял?! — возмутился Богдамир. — Ну, держись. Сейчас ты осознаешь весь ужас происходящего.
Зеленый свет полночной луны, падающий посреди лесопарка на красный дом с потушенными окнами, на часовню, вокруг которой бесшумно летают сонмища птиц — это зрелище не для слабонервных. Но Хома и Кеша не были слабонервными, поэтому смотрели во все глаза, шаг за шагом приближаясь по аллейке. Что видел Хома своим третьим глазом, мы, наверно, никогда не узнаем, но что-то внутри дома он явно видел, потому что лицо его становилось все суровее, а губы сжимались в тонкую злую линию.
— Я слышу шорох, — прошептал Богдамир, поднимая степлер как бластер. — Думаю, они нападут первыми. Бей их, а я ворвусь в дом.
— Кого бить? — остановился Кеша и недоуменно развел крылья. — Кто нападет?
Богдамир вынул из кармана моток изоленты, который носил с собой всегда по религиозным соображениям, с хрустом отломил от ближайшего дерева несколько пышных веток, сложил их букетом и перемотал так, что получился веник с рукояткой. Веник он вручил Кеше.
— Твои перья — хорошая защита, — произнес он загадочно. — Но береги глаза и уши. Бей наотмашь по харям.
С этими словами Богдамир рванулся с места, выбил плечом дверь и исчез в недрах дома.
— По каким харям? — недоуменно прощелкал клювом Кеша, оглядываясь. — По каким харям-то?
И вдруг увидел прямо перед своим клювом очень маленькую, но очень самодовольную харю. Харя была немолодой и плоской. Даже в зеленоватом лунном сиянии казался замогильным ее мертвенный землисто-серый оттенок. Губы свои харя презрительно поджимала, а выпуклые круглые глазенки злобно глядели на Кешу и моргали. Что же касается ушей — они у крошечной хари оказались огромными и колыхались, словно вентиляторы. От них шел сквозняк, который Кеша ощущал на своих щеках. Колыхались уши так быстро, что разглядеть их не было никакой возможности, как нельзя разглядеть крылья зависшей в воздухе ископаемой птички колибри. Еще раз скользнув злыми глазенками по Кешиным щекам и клюву, харя пришла в ажитацию. Ее тонкие губы тревожно распахнулись, показав ряды острых зубиков, и послышался тонкий писк — причудливая смесь злобы, тревоги и торжества.
Кеша вдруг опомнился. Он вскинул свой веник и молниеносным движением ударил врага наотмашь — справа налево, слева направо — много-много раз подряд, хотя враг давно исчез. Кеша осмотрелся — хари не было. Тогда он бросил взгляд на веник — и вдруг увидел там зеленую бумажку. Полуразорванная, она застряла среди прутиков и вяло шевелилась обоими концами, которые Кеша поначалу принял за уши. Харя в центре бумажки мучительно разевала рот, а глазки злобно таращились.
— Ссскотина… — возмущенно прошептал Кеша.
И вдруг услышал шипение и шорох. Он задрал вверх голову — и остолбенел. С неба, визжа и шурша, стремительно пикировал несметный рой. Это были вовсе не птицы.
Кеша не растерялся — молниеносно принял стойку, перехватил рукоять веника обеими крыльями, словно это был меч самурая на тренировке, и стал ждать, пока стая приблизится на расстояние удара.
Выбив дверь, майор Богдамир упал на пол и сделал наугад несколько выстрелов из степлера. Но прежде чем жестяные скобки вонзились в стены, перекувырнулся и отпрыгнул с воображаемой линии огня. Но линия огня так и осталась воображаемой — в него никто не стрелял и вообще нападать не собирался. В холле стояла тишина.
Майор Богдамир бросился к лестнице, мигом взбежал на второй этаж, снова выстрелил парой скоб наугад и остановился.
— Заходи, противный человечек, гостем будешь… — раздался мерзкий голос.
Голос этот оказался басовит, напрочь сорван и напоминал угрожающий шелест.
— Заходи, заходи, — вновь зашелестел голос.
Теперь Богдамир хорошо разглядел его обладателя — в отличие от летающих тварей, монстр был теплым.
Обладатель мерзкого голоса сидел в кресле у декоративного камина и напоминал гигантский лист ватмана метров пять на два, но сильно разбухший в толщину. По всему зеленоватому периметру чудовища извивались длинные мерзкие щупальца. Харя монстра посреди листа была такой же, как у порхающих над домом тварей, хотя с такой комплекцией летать он, понятное дело, уже не мог. Некоторые щупальца сжимали топоры, некоторые — ножи, а два щупальца по флангам крепко обвивали рукоятки пары хороших армейских бластеров, какие бывают только у первопроходцев дальних планет, спецназовцев или инкассаторов.
И вот это было для Богдамира неожиданностью. Раструбы обоих бластеров смотрели точно в третий глаз Хомы — точку над переносицей.
— Ме-е-едленно кладем свой бластер на пол… — зашелестел монстр, — и поднима-а-а-аем ручки вверх…
— А у меня и нет бластера. Я журналист, — соврал Хома.
Глазищи в центре ватмана стали еще более выпуклыми и недоуменно похлопали.
— Журнали-и-и-ст… — прошелестело чудовище. — А что это у тебя на поясе, журналист?
— Степлер. Мы, журналисты, всегда носим канцелярские принадлежности.