Нам нужно больше уток.
Насколько больше?
Намного.
Все повернулись ко мне, и согласие было как запах свежего хлеба. Я могла бы воспротивиться, но не стала. В конце концов, мне тоже хотелось выиграть конкурс!
— Хорошо.
* * *Мы стащили в сарай все инкубаторы, которые смогли раздобыть в лаборатории. Правда, Кэндес все же успела заграбастать себе пару штук. Тогда мы подумали немного и из подручных средств смастерили еще дюжину.
В качестве генного материала мы выпросили в Институте у профессора Эллис самые свежие последовательности: для млекопитающих, рептилий, птиц — всё, что только можно было запихнуть в утиную ДНК. И вот, забросив все дела, мы принялись лепить яйца. Мы занимались этим ночью, и днем, и даже во время занятий. К тому времени, когда нас уже начало тошнить от одной мысли о яйцах, в инкубаторах их лежало больше двенадцати дюжин.
Мы рассчитывали, что хотя бы некоторые продемонстрируют что-нибудь такое, с чем не стыдно будет появиться на ярмарке. Соперничать с такими объемами Кэндес просто не сможет. Так что мы ее сделаем, это наверняка!
* * *— И какие в них гены?
— Ну-у… — неуверенно протянула Меда.
Матушка Редд скептически обозревала длинные ряды утиных яиц. Инкубаторы мы спрятали в пустых стойлах, но не заметить свисающую с балок паутину проводов было довольно сложно.
Матушка Редд просмотрела изменение генетического кода и укоризненно покачала головой.
— У вас же ничего не подписано, — сказала она.
Меда опять промычала нечто невразумительное.
— И где у вас контроль изменчивости? Где лабораторные журналы?
На этот раз мы постеснялись даже помычать. В воздухе повисло замешательство. Я уже приготовилась к заслуженной отповеди, но вместо этого матушка Редд сказала:
— Идемте. Хочу вас кое с кем познакомить.
Мы выбрались из хлева и вслед за ней прошли через двор к дому. Всю дорогу я старалась сдержать рвущееся наружу «ну вот, я же говорила». Стром и Бола виновато отводили глаза. Тоже мне, экспериментаторы…
В большой комнате мы увидели Кэндес и еще одну незнакомую цепочку. Это был мужской квинтет, лет тридцати на вид. Один из них прослушивал Кэндес стетоскопом, пока второй простукивал грудную клетку.
— Доктор Томасин, это Аполло.
— А, Аполлон Пападопулос! Рад познакомиться. Цепочка с такой прекрасной родословной…
— Гм… Спасибо.
Кому какое дело до нашей родословной? Мы были задуманы, созданы и выращены в яслях Минго. И вся наша родословная заключалась в том, что генетики взяли и смешали вместе яйцеклетки и сперматозоиды.
— Я врач Кэндес, — заявил он. — Ее создатель.
Несколько звеньев Кэндес покраснели.
Для специалиста по человеческой генетике он был очень молод. Однако, должно быть, он еще и необычайно талантлив, раз ему удалось сконструировать септет.
Сравни его лицо с лицом Кэндес, — послал Бола.
И тут я увидела доктора Томасина глазами Бола: да, тот явно был генетическим донором Кэндес. Будь она рождена естественным путем, он назывался бы ее отцом.
Как странно… У нас самих не было ни отца, ни матери, хотя мы имели представление о значении этих слов. Матушка Редд, несмотря на имя, была для нас больше наставницей, нежели реальной матерью.
— Поздравляю, — пробормотала Меда.
— Спасибо.
Доктор Томасин отвернулся и принялся обсуждать с матушкой Редд какие-то проблемы наностыковки, так что мы незаметно сбежали из комнаты, преследуемые по пятам неуемной Кэндес.
— Правда, он классный? — с восторгом выдохнула она.
— У тебя очень симпатичный отец, — сказала Меда, раньше чем я успела остановить ее.
— Он мне не отец! Он мой доктор.
— Но вы с ним…
Меда!
— Как поживают твои утки? — спросила я.
— По-моему, они скоро проклюнутся, — сообщила Кэндес. Бола отметил, что на этот раз заговорило другое звено. Она меняла интерфейсы, когда менялась тема разговора, в то время как нашим интерфейсом всегда оставалась Меда, и общение с другими цепочками всегда шло через нее. — Я регулировала освещение и подогрев, чтобы было похоже на настоящую утку, сидящую на яйцах.
— Молодец, — неискренне похвалила Меда.
И снова в разговор вступила новая Кэндес. Сколько же у нее интерфейсов?
— У нас ведь первые месячные! Поэтому доктор Томасин и приехал.
Настала наша очередь краснеть. Я ощутила потрясение Строма: он поспешно отвел взгляд и уставился куда-то в пространство. Меда, Кванта и я — со всеми нами это когда-то случилось впервые. Это было неизбежно, точно так же, как ночные поллюции у мальчишек и прочие прелести пубертатного периода. Однако некоторые вещи не принято выносить за пределы цепочки.