Фэнтезийный мир проработан тщательно, бытовые детали и общественное устройство отличаются не то чтобы простой сбалансированностью, а даже некоторой изысканностью. На такой основе нетрудно будет построить целый сериал.
К числу недостатков книги можно отнести, прежде всего, стилистическую небрежность. Кроме того, сама атмосфера детективно-магического повествования навеяна сериалом Макса Фрая о городе Ехо, и кое-где дистанция… слишком невелика.
Дмитрий Володихин
Владислав Крапивин
Рыжее знамя упрямства
Москва: Эксмо, 2006. — 640 стр. (Серия «Отцы-основатели: Русское пространство»). 5000 экз.
Владислав Петрович Крапивин неоднократно говорил о том, что не делит свои произведения на фантастические и реалистические. Подобная классификация — забота критиков. Но если десятилетия назад, когда патриарх отечественной детской литературы («детской» — в обоих смыслах, как для детей, так и о детях) только начинал восхождение на литературный Олимп, такой водораздел провести было просто — повести и рассказы Крапивина носили ярко выраженные жанровые черты, то нынешние произведения писателя синкретичны. Вопросы мироздания, перемещения во времени, параллельные вселенные соседствуют со вполне земными насущными проблемами. Публицистический мессидж в новых книгах непременно дополнен размышлениями о строении Вселенной. При этом персонажи и места действия остаются «крапивинскими».
Более тридцати лет назад вышел в свет роман (из трех повестей) «Мальчик со шпагой». Роман стал событием в литературной жизни, вышли телеэкранизация и радиопостановка. Не одно поколение зачитывалось книгой о приключениях мальчишек из отряда «Эспада», прототипом которого послужила, конечно, крапивинская «Каравелла». В начале девяностых, когда в стране царил политический хаос, писатель рассказал о дальнейшей судьбе некоторых героев «Мальчика со шпагой» в большом и грустном романе «Бронзовый мальчик». Оба эти произведения были реалистическими. Казалось бы, «Рыжее знамя упрямства», рассказывающее о том, как полюбившимся героям живется во вновь изменившемся мире, также будет реалистическим. Однако на фоне «жизнеописания» детского отряда находится место не только типично крапивинской фантастике о взаимосвязи малого и глобального, но возникает и детективно-фантастический сюжет с пропавшими тетрадями, в которых, возможно, раскрываются тайны мироздания. Этот сюжет не доведен до конца: прозрачный намек на еще одно продолжение.
Роман «Семь фунтов брамсельного ветра», уже издававшийся, также несет в себе элементы фантастики.
Илья Североморцев
Кирилл Кудряшов
Черное безмолвие
Москва: Корпорация «Сомбра», 2006. — 320 с. (Серия «Фантастика»). 7000 экз.
Роман может показаться очередной вариацией на некогда злободневную тему «мира после ядерного конфликта». Однако такое представление будет ошибочным. Хотя бы потому, что ядерная война в мире Кудряшова продолжается уже несколько лет.
Немногие уцелевшие в ходе военных действий обитают в разрозненных поселениях, между которыми раскинулось Черное Безмолвие — радиоактивная зона, населенная мародерами и мутировавшими животными. Связующая роль в жизни поселений возложена на «бегунов» — людей, загадочным образом адаптировавшихся к высокой радиации и обладающих сверхспособностями.
Несложная сюжетная завязка является катализатором для быстро сменяющих друг друга боевых эпизодов, чередующихся с философскими рассуждениями. Искать логику в развитии сюжета или задаваться вопросами о возможности существования мира, в котором ядерные бомбардировки на протяжении четырех лет ведутся как минимум раз в неделю, читателю книги бессмысленно, а то и опасно. Судить роман приходится не по строгим критериям жанра, требующим достоверности и логичности, да и оценка литературных изысков здесь, пожалуй, столь же неуместна. Кудряшовский трэш на фоне ядерной войны отказывается и от первого, и от второго в пользу нарочито неряшливых и невероятных, но выразительных образов, густо замешанных на массовой культуре и сдобренных особым цинизмом. Таких родимых пятен жанра в книге немало. Это и сцены каннибализма, и история о разгроме полутора миллиардов китайцев командой из восемнадцати человек, и населяющие Черное Безмолвие шестилапые медведи и пятиногие лоси и т. д. и т. п.
Корпорация «Сомбра» активно осваивает нишу мистики, хоррора и прочих жанров, играющих на самых чувствительных струнах человеческой души, и ее деятельность по поиску новых имен вызывает, конечно, уважение. При условии удачной селекции из подобного трэш-сора, глядишь, и вырастут цветы российской литературы ужасов.
Константин Максимов
ПУБЛИЦИСТИКА
Сергей Некрасов
…и тут выходят они, все в белом
«А почему на страницах «Если» с острыми, полемическими статьями выступают в основном писатели? Неужели критикам сказать нечего?» — все чаще спрашивают нас читатели. Что ж, публикуемые ниже заметки известного критика вряд ли уступают по эмоциональности писательским выступлениям.
Самонадеянность для Робинзона — не прихоть, а единственный способ остаться в живых. Когда он обнаружил, что находится на необитаемом острове, у него имелся выбор: сдаться на милость ударов судьбы или бороться за выживание. Выбрав последнее, Робинзон должен был надеяться лишь на самого себя. На свои силы, умения, стойкость и ум.
Самонадеянность для литератора — не эпатаж, а единственный способ состояться в профессиональном плане. Когда он обнаруживает в себе тягу к заполнению страниц черными крючками букв, у него тоже есть выбор: писать как пишется, пополнив ряды графоманствующих сочинителей и претендентов на многотомные сериалы, или начать работу над собой, чтобы на месте необязательного желания сформировать литературное мастерство. Выбрав последнее, автор должен надеяться лишь на самого себя. Все самоучители, хорошие книги, корифеи жанра и дотошные рецензенты могут разве что предоставить ему дополнительный материал для размышлений. Но помочь ему не сможет никто, если он сам не вытащит себя за волосы. Писательство было и остается одиноким делом, что бы там ни говорили про писательские дуэты и пентакли.
И также для любого исследователя самонадеянность — это не фальшивая поза, а единственный способ довести свой труд до завершения. В особенности это касается исследователя воображаемых миров. Когда он видит то, чего не видит никто другой, перед ним имеются варианты выбора: пройти мимо, потеряв или небрежно перекинув идею кому-то еще, или довести это видение до отточенного совершенства, прежде чем выставить работу на всеобщее обозрение. Выбрав последнее, он обрекает себя на годы каторжного труда, который сразу после завершения никому не будет интересен (вспомните, например, издательскую судьбу «Дюны»), и все эти годы он должен будет надеяться лишь на самого себя — на силу своего видения, на свое литературное мастерство, на собственный ум и эрудицию. Без уверенности в себе осилить подобный путь невозможно.
Впрочем, как и любое другое качество, самонадеянность пристойна лишь в рамках определенной меры. Выйдя за эти рамки, качество преображается в своего дурного двойника. Требование личностного суверенитета превращается в разнузданную агрессию, осознанный талант — в демонстративный отказ от существующей культуры, опора на свои силы — в наплевательское отношение к коллегам по цеху, эрудиция — в пренебрежение к читателю… К сожалению, этот список можно еще долго продолжать.
В последние годы самонадеянность становится весьма распространенным качеством в отечественной фантастике — среди тех, кто занимается жанром профессионально. На мой взгляд, это неправильная тенденция, которая способна привести к неприятным последствиям. Изменить ее не в моих силах (и вообще вряд ли по силам кому-то одному), но говорить об этом, полагаю, необходимо. Ведь ясно сформулированная проблема — это уже половина решения.