КРУПНЫЙ ПЛАН
Случай философии Станислав ЛЕМ. «Философия случая». АСТ — Транзиткнига
Эта книга стала последним прижизненным переводом произведения Лема на русский язык. Вскоре после смерти автора, последовавшей 27 марта, почти весь ее тираж был раскуплен в московских магазинах. Эта посмертная дань уважения писателю стала своеобразным комментарием к идее случайности общественного признания литературных произведений, которая изложена в книге.
«Философия случая», впервые изданная в 1967-м, — работа из того же ряда, что и «Сумма технологий». Общая теория всего. Хотя предмет исследования ограничен рамками литературы, остроумный исследовательский метод Лема охватывает различные области знания, относительно которых трудно предположить, что они смежны с литературоведением. Биофизика и эволюционизм, кибернетика и теория игр — из разных дисциплин автор заимствует примеры для рассуждения по аналогии, а также мощные объяснительные схемы, претендующие на универсальность.
Нередко приходится слышать, что академическая филология занимается частными вопросами, друг с другом не связанными, и не видит за мелкими деталями целого — художественного текста во всей полноте его существования. Но вряд ли кто-нибудь кроме Лема решится на такую авантюру — отодвинуть филологию в сторону и на пустом месте с помощью научного метода попробовать создать новое учение о литературном тексте и его общественном статусе. С нуля — целиком, от фундамента до крыши, от собственной версии семиотики (учение о знаках) до собственной герменевтики (учение о понимании). С опорой (преимущественно) на опыт естественных наук.
Разумеется, подобные эксперименты никогда не приветствовались академическим сообществом. И не только в силу его «косности», но еще и потому, что в рамках существующей научной традиции уже рассмотрено большое число вопросов и проблем. Заведомо больше, чем способен придумать и рассмотреть любой самоучка, даже гениальный. Создаваемая с нуля концепция не учитывает многих деталей и поэтому сама не может претендовать на целостность. В этом плане работу Лема следует признать неудачной: его модель выхватывает лишь отдельные кусочки из проблемного поля наук о языке. В одних вопросах автор заново изобретает велосипед; попытки дать «окончательный и полный ответ» на другие выглядят однобоко, призывы к использованию методов статистики кажутся неубедительными.
Впрочем, перед нами блистательная неудача. Остроумные наблюдения, неожиданные находки и сравнения, проблематизация «очевидного» на многочисленных примерах из истории литературы — все это превращает книгу в занимательное чтение. Здесь наиболее привлекательно само движение мысли — энергичное, антидогматическое.
Многие критические выпады Лема не устарели. Например, критика структурализма находит со временем все больше сторонников. В качестве главного жупела здесь выступает известная работа Цветана Тодорова «Введение в фантастическую литературу». Много раз повторено, что концепция Тодорова оставляет «за бортом» практически всю фантастику, и Лем отметил это одним из первых.
Большое число примеров из фантастической литературы, попытки определить теоретические границы жанра и сопоставить их с особенностями читательского восприятия — яркая демонстрация того, насколько важным является для Лема вопрос о жанровой природе фантастики. Представленные здесь теоретические конструкции служат одной главной цели: автор пытается самому себе объяснить, чем он, собственно, занимается. Дело в том, что у писателя, как и у знаменитой сороконожки, время от времени возникает необходимость сформулировать теорию собственного движения, чтобы более эффективно продвигаться вперед.
Результатом теоретической работы стало появление «естественнонаучной» версии герменевтики. В ней произведение литературы не является чем-то самодостаточным и каждый раз воспроизводится заново в ходе читательской интерпретации, которая зависит от распространенного в обществе набора стереотипов. У каждой группы — свой набор кодов, которые по-разному обеспечивают обработку возникающих в тексте ситуаций неопределенности. А распространение кодов в обществе и их соответствие тексту подчиняется, согласно Лему, законам статистики. Вот почему понимание и общественное признание книги зависит от счастливого случая (мы помним, таких случаев в биографии самого Лема было немало).
За теоретическими моделями пришел черед практики — изложенный в книге подход к пониманию «конфликта интерпретаций» во многом лег в основу известных лемовских «рецензий на ненаписанные книги».