Потом она приняла еще дозу лекарства из ингалятора.
О, Боже!.. Теперь она чувствовала себя просто великолепно. Еда и препарат сотворили настоящее чудо. Траншеи закончились тупиками, ну и что? Кому это нужно — тратить время, возвращаться назад, чтобы начать все сначала? Все равно через пять дней ей умирать.
И, цепляясь пальцами за обледеневшую земляную стенку, Валентина полезла из траншеи наверх.
За несколько месяцев земляных работ она ни разу не осмелилась поднять голову и заглянуть за бруствер. Любопытство жестоко каралось: неосторожных подстерегали лазерные сканеры и автоматические пулеметные установки. Стоило лишь на мгновение высунуть голову, и готово: ты — труп.
Но теперь она была наверху вся. Земля вокруг напоминала лунную поверхность: кратеры, воронки, глубокие шрамы траншей, стелющийся по земле дым и облака пыли… Ничего живого здесь, конечно, не осталось. Повсюду валялись осколки и перекрученные детали оружия; тут и там возвышались какие-то странные холмы, которые вполне могли оказаться разорванными на части человеческими телами. Оглядываясь по сторонам, Валентина не сдержала горделивой улыбки. Она была здесь одна — королева боя, зловещий ангел войны. Ну а коли так, значит, с ней ничего не случится. И, отправив в рот изрядную горсть питательных шариков, Валентина вскочила и побежала.
Фьюить! Фьюить! Фьюить!..
Стоило ей подняться во весь рост, как вокруг засвистели пули и осколки, но девушка даже не поморщилась. Мир вокруг казался четким и ясным, серый свет дня — чистым и прозрачным, и все это принадлежало ей, ей, ей. Погибнуть от пули или шального осколка?… Да никогда!
Она перепрыгнула ход сообщения, пробежала по краю траншеи, снова прыгнула, потом пробежала еще немного, направляясь прямо к передовой. Один раз Валентина едва не налетела на автоматическую пулеметную установку, но вовремя сообразила, в чем дело, и вспрыгнула на приземистую бронированную башенку, которая суетливо вращалась, пытаясь снова поймать ее в прицел. Убедившись, что в таком положении пулемет не может причинить ей вреда, Валентина залепила глазок сканера автонаведения растопленным комочком шоколада и, смеясь, побежала дальше.
Ей уже пора было вернуться в траншею, чтобы установить оставшиеся камни-шпионы, но она никак не могла выбрать подходящее место. В конце концов вопрос решился сам собой — Валентина как раз прыгала через очередной ход сообщения, когда шальная пуля срезала каблук ее туфли. Удар был настолько силен, что Валентина, не долетев до противоположного края траншеи, свалилась прямо на дно. Ударившись лицом о дощатые мостки, она несколько секунд лежала, оглушенная, чувствуя, как рот наполняется кровью. Язык распух и наливался пульсирующей болью — очевидно, она его прикусила. Когда же Валентина попробовала пошевелить им, то обнаружила, что при падении выбила один из верхних передних зубов. Сначала она испугалась, что зияющая дыра во рту сделает ее не такой миловидной, как раньше, но потом вспомнила, что через несколько дней ее все равно не станет, и успокоилась.
Поднявшись на колени, Валентина закопала в землю еще один «глаз» и огляделась.
Из дальнего конца траншеи на нее смотрел какой-то солдат. Он что-то говорил — Валентина видела, как шевелятся его губы, но за грохотом разрывов и стрельбы не могла расслышать ни слова. Тогда она решила подойти ближе, чтобы узнать, что ему нужно. Встав на ноги, Валентина сделала несколько шагов и подошла к солдату почти вплотную, когда до нее дошло, что на нем вражеская форма.
Лекарство все еще действовало, и Валентина могла двигаться достаточно быстро, но солдат оказался проворнее. Прежде чем она успела попятиться, он подался вперед и крепко схватил ее за руку.
На всякий случай Валентина решила не вырываться: кто знает, чего можно ожидать от этого человека?
Солдат, впрочем, не собирался ее убивать, во всяком случае — пока. Строго глядя на нее, он сказал что-то на своем языке. На этом языке разговаривали артисты в кино, — когда в Городе еще было кино, — но Валентина его почти не знала, если не считать нескольких слов.
— Друг! — сказала она. — Я друг.
Солдат пристально посмотрел на нее и заговорил на каком-то другом языке, которого Валентина вообще никогда не слышала. В ответ она только пожала плечами, и он заговорил на хинди. На хинди Валентина знала только одну фразу — «Я люблю, я люблю, я люблю тебя!», потому что таким был припев во всех песнях, звучавших в индийских фильмах. Она снова пожала плечами, и солдат сильно встряхнул ее. Судя по всему, он начинал сердиться. Одной рукой он продолжал крепко сжимать ее руку, а в другой держал какое-то оружие, похожее на свернутую кольцом толстую веревку. Тыкая им в Валентину, солдат что-то кричал, но она по-прежнему не понимала ни слова. Судя по всему, он был лишь немногим старше ее, но лицо у него было сытое, как у Волшебника. Почему-то Валентина решила, будто солдат вовсе не хочет ее убивать и сердится только потому, что должен это сделать.