Стоящие на берегу словно вышли из оцепенения. Нюра, чтобы реабилитироваться после неудачной ночной службы, ринулась, раздвигая толпу, к цепочке вооруженных. Один из них попытался перекрыть ей путь, однако не рассчитал решительности женщины, теряющей свою популярность. Нюра смела охранника, парапет набережной и рысцой ринулась к черным ящикам. Там она остановилась и, обернувшись, прокричала: «Здесь химическое оружие, нас будут травить, чтобы захватить нашу землю!». Через мгновение скрученная крепкими руками людей в черной униформе она была водворена на набережную. При этом она пела «Интернационал» и «Не нужен нам берег турецкий…». Надо сказать, что вреда военные ей не причинили, в отличие от нее, нанесшей им значительный урон в технике, силе и моральных устоях. Сельчане тихо роптали, но постепенно успокаивались. Напряжение спадало и у военных. То там, то тут между местными и охраной завязывались сначала мелкие перепалки, а потом и просто мирные разговоры. На главный вопрос: «А вы что, в нас стрелять будете?» — был получен удовлетворительный ответ: «Патронов нам не давали». Выяснилось, что это никакие не военные, а рота почетного караула таможенной службы. И когда у них с провокационной целью спросили, давали ли они присягу на верность народу, ответили, что таможенники такой присяги не дают по этическим причинам. К обеду выяснилось, что охрана тут совсем без начальства, только рядовые. А когда таможне предложили пообедать, так как все люди — братья, те не отказались и от шампанского. Оружие, сложенное в пирамиды, охраняла Нюра. Ей почему-то обе стороны в этом вопросе полностью доверяли. На рыбалку все вместе договорились пойти на рассвете, когда у кефали самый гон.
К вечеру прибыло телевидение. К прибытию ТВ строй охраны был восстановлен, и местные, дабы не выглядеть простой толпой, стали напротив таможни, вооружившись знаменами, которые они купили в лавке национальной символики. Хитрый лавочник сбывал за копейки из-под полы символику оппозиционных партий. Кто сейчас был в оппозиции, жители поселка не знали, но поверили продавцу на слово. Вот и выстроилась на набережной в итоге грозная демонстрация, протестующая против своеволия властей. Телевизионщики живо извлекли из своего автобуса аппаратуру и бывшую популярной лет десять назад диссидентку Новозадскую. Сейчас она работала диссиденткой в соседнем государстве и неистово любила местные власти. Новозадская перед камерой долго ругала свои власти, хвалила местные, призывала поголовно перейти на латинский алфавит и принять помощь как символ вечной дружбы. Потом пресса попыталась взять интервью у жителей поселка. Но они не хотели говорить на государственном языке, и ТВ уехало восвояси.
Жители, лишившись развлечения, вернулись к общению с таможней. Всех беспокоило, что же находится в ящиках. Охрана этого не знала. И тут у Мухина родилась идея. Он же пограничник! А ведь нарушил границу парусник, ой, нарушил! Собрав свой экипаж и расстегнув шелковую рубаху так, чтобы была видна тельняшка, Мухин решительно направился к таможенникам, яростно резавшимся с местным бухгалтером Ивановым в нарды. За игрой бухгалтер пообещал таможенникам, если проиграет, показать настоящую летающую тарелку, которую он хранил на всякий случай в ближайшей сосновой роще.
— Так, — громко и решительно Мухин прервал мирную игру, — а разрешение пограничной службы для входа в территориальные воды у вас имеется?
Таможенники ничего такого не имели, и вообще, им уже было глубоко наплевать на события. Им хотелось остаться в этом поселке навсегда.
— А шо надо делать? — после короткого шушуканья один из таможенников взял на себя роль переговорщика.
— Ну, я, конечно, могу оформить разрешение задним числом, — начал капитан, но его сразу перебили.
— У нас нет ничего…
— Ну, мужики, мы же все на службе. Я что, изувер какой? — Мухин осторожно гнул свою линию. — Мне нужно содержание груза — и все. Я бумагу выпишу, и можете спокойно службу дальше нести.
— А откуда я знаю, что там за груз? И вообще, наше дело — маршировать на парадах в оранжевых беретах. Анкерным шагом.
— Так мы быстро все оформим, — капитан понял, что дело сделано. — Я как начальник пограничной заставы могу провести досмотр в присутствии понятых, если члены экипажа себя плохо чувствуют.
— Да, они неважно выглядели, — поддакнул старпом.
Слова старпома убедили всех, и через минуту Мухин собственноручно открывал один из ящиков заранее припасенной фомкой. Этот ящик, как и два других, оказался пустым. Остальные, судя по всему, тоже.