Начнем с того, что писатель активно смешивает коктейль из новых для себя жанров. Если «альтернативную географию» он уже опробовал в «Антарктиде online» (там по земному шару бегала Антарктида, а здесь на нашей планете изначально не существует обеих Америк), то в пристрастии к альтернативной истории раньше замечен не был. Действие происходит в начале XXI века в совсем другой России с патриархально-монархическим укладом жизни — этакий сильно идеализированный, викторианский, вариант существования нашей страны в конце века XIX. А уровень технического развития напоминает уже начало века XX. Кроме того, стоит отметить, что в романе отчетливо прослеживаются элементы модного ныне на Западе стиля «стимпанк» (Шишков, прости, не знаю как перевести — па-ропанк, разве что). Подключены и более знаменитые жанры. Вам интересна авантюрно-приключенческая книга в духе Сабатини — с пиратами, морскими битвами, викингами? Пожалуйте! А хотите большой и чистой любви? Вот вам история благородного, Но бедного графа, влюбленного в царскую дочку. Или, может, желаете детектив? Займитесь расследованием в духе Фандорина вместе с мудрыми дореволюционными сыщиками!
Фандорин вспомнился не зря. Современного читателя, килограммами поедающего творения Акунина, стилизацией авторской речи под XIX век уже не удивишь. В фантастике тем не менее подобное — редкость. А уж в фантастике Громова — тем более. Но получилось удачно: архаичности в тексте ровно столько, сколько надо — она не мешает чтению и не создает впечатления натужности написанного. Разве что иногда, чтобы понять смысл фразы, ее надо перечитать пару раз.
Но что уж откровенно ново для автора — это «игра в постмодерн». Текст полон раскавыченных цитат, отсылок, реминисценций. Многие второстепенные персонажи, фразы и эпизоды прорастают из нашей реальности — и эффект узнавания, фундамент постмодернизма, цементирует нарочитый синкретизм романа.
Порою постмодернистские изыски пародийны и весьма смешны. Что тоже в новинку — как-то раньше не приходилось громко смеяться, читая книги Громова. Забавны и создают эффект иллюзорности происходящего некоторые имена и термины — вроде социалистки Клары Мракс и ее последователей «мраксистов». А уж как будут рады любители фантастики еще одному персонажу, боцману Зоричу!.. Хороши и некоторые «авторские» имена — тот же башкирский буддист Елбон Топчи-Буржуев. Похоже, Громов вслед за Чеховым, носившим с собой специальную книжечку, куда записывал всякие смешные фамилии, также увлекся подобным «коллекционированием».
Дух Чехова вообще витает над романом. Впервые у Громова среди главных героев появляется подросток. Деревенский мальчишка Нил, попавший, как кур в ощип, в водоворот событий, описывает увиденное в письмах-главах, которые выглядят помесью эпистолярных творений небезызвестного Ваньки Жукова и красноармейца Сухова.
Какие же традиционные элементы оставил писатель в столь необычном для себя романе? Во-первых, типаж главного героя. Граф Николай Николаевич Лопухин, которому выпало охранять пьяницу-цесаревича во время опасного морского путешествия на Дальний Восток, весьма архетипичен — он гений сыска, мастер единоборств, сотрудник Третьего отделения ЕИВ Канцелярии и при этом аристократ, с высокими понятиями о долге и чести. Словом, перед нами фигура «благородного гэбэшника», столь модная в современной литературе, но ко всему прочему граф — абсолютный прагматик и неплохой аналитик, как почти все герои Громова. Хотя всех его аналитических способностей все-таки не хватило, чтобы еще до ухода в море распознать нити заговора, довольно, кстати, непрозрачные. Архетипичен и еще один ключевой персонаж — слуга Лопухина по имени Еропка. Он как будто взят целиком из классического плутовского романа — иногда ленивый, в меру циничный, хитроватый и хамоватый… Но в то же время беспредельно преданный хозяину и в нужную минуту всегда спешащий на помощь, а иногда даже вершащий судьбу человечества.
Во-вторых, политическое миростроительство. Могучая Россия с патриархальной монархией, добрым, мудрым и просвещенным императором выглядит как реализация нескрываемой имперской позиции писателя. Однако излишняя «сусальность», даже идеалистичность показанного общества, превозношение роли личности, пусть даже и императорской, в истории создают ощущение определенной искусственности политических построений. Да и само устройство мира — где на вторых ролях остается Германия, где Австралия скоро займет нишу Америки, где в России процветает Дальний Восток еще до открытия Транссибирской магистрали, где исландские пираты строят на английских верфях броненосцы — выглядит, скорее, умозрительным.