— Ну, разумеется, — кивнул лорд Аттертон, — разумеется.
* * *Напитанный влагой полог словно оброс ворсом. Прежде чем отец Игнасио успел коснуться полотна, он понял: ткань сплошь покрыта бледными ночными бабочками. Насекомые карабкались друг на друга, топорщили крылышки, срывались и вновь ползли вверх. Ему показалось, он слышит тихий, но неумолчный шорох, чуть заметное потрескивание, шуршание хитина о хитин.
— Наверное, дождь загнал их сюда, — заключил лорд Аттертон. — Я несколько раз был свидетелем подобного явления. Они облепили буквально всю палатку, буквально всю палатку…
— Простите, — отец Игнасио виновато усмехнулся, — не могу… с детства не люблю насекомых.
Он сглотнул, подавляя непроизвольные спазмы.
— В тропиках много насекомых, — его спутник мягко отдернул полог. Насекомые зашевелились сильнее, пытаясь удержаться на ткани, крылья мелко затрепетали в сыром воздухе. — Вам бы следовало привыкнуть. Попадаются очень любопытные экземпляры, знаете… Один мой коллега, сотрудник Британского музея, так он рассказывал…
«Он говорит слишком много, — подумал отец Игнасио, — должно быть, ему не по себе, как бы он ни пытался это скрыть».
Молодой человек сидел на табурете под окном, откуда падал бледный серый свет, и выстругивал ножом ложку. В комнате остро пахло сырой древесиной и карболкой.
Увидев вошедших, он поднял глаза, но так и остался сидеть. Плечи его были обернуты простыней. «Должно быть, — решил отец Игнасио, — Мэри забрала рубашку, чтобы зашить».
— Лорд Аттертон хотел поговорить с вами, друг мой.
— Разумеется, — тот кивнул. Глаза его были прозрачны и безмятежны.
— Это касается затерянного города. Экспедиция забрела сюда в поисках… — отец Игнасио пожал плечами и отступил, предоставляя инициативу лорду Аттертону.
Арчи удивленно приподнял брови:
— В любой конторе на побережье уверены, что здесь, в лесах, полно сокровищ и затерянных городов. Но это просто сказки, которые клерки рассказывают друг другу. Красивые сказки.
— Но вы же куда-то шли!
Молодой человек нахмурился, опустил глаза и принялся вертеть в руках ложку. Он пробормотал:
— Я шел не куда, а откуда.
— Понимаю, — настаивал лорд Аттертон, — но…
И смолк. Отец Игнасио в ужасе смотрел, как под простыней, укрывающей плечи и грудь юноши, что-то забилось, точно пойманная птица.
— Город есть, белый человек…
Голос был пронзительный, высокий, и путешественник непроизвольно отшатнулся.
— Много хижин, больших хижин… вы ведь это называете городом? Мертвые хижины! Там, где озеро, и арки над водой, и скалы, и подземные гроты, и громадные каменные люди… Все застыло, все ждет… мертвое. Пустое.
— Да, — кивал лорд Аттертон, — да.
— Ты лжешь, отродье нечистого! — воскликнул отец Игнасио.
— Хочешь увидеть его, пришелец? Пойдем. Пойдем туда, и я покажу тебе…
— Нет! — молодой человек встал, кутаясь в простыню. — Нет! Я никуда не пойду. Я еще слаб! Видишь? Видишь?
Он, продолжая одной рукой стягивать у горла простыню, вытянул другую вперед. Рука так и ходила, пальцы тряслись.
Путешественник нерешительно оглянулся на отца Игнасио. Тот молчал.
— Э… — лорд Аттертон сделал робкий шаг вперед, — так где…
Молчание.
Юноша вновь опустился на табуретку.
— С ними… с ней… нет, — пробормотал он.
— Пойдемте, друг мой, — вздохнул отец Игнасио, — не надо его больше тревожить.
Молодой человек сидел неподвижно, голова его поникла, казалось, он впал в транс.
Ричард Аттертон топтался у выхода, потом осторожно отодвинул полог. Насекомые на нем вновь зашевелились, царапая ткань крохотными коготками. Вокруг стоял удушливый запах гниющих плодов, плесени, сырой земли…
— По крайней мере, я теперь знаю, — сказал лорд Аттертон. — Я не ошибся. Город существует.
Несколько белых бабочек, оторвавшись от полога, кружили около его лица.
* * *Он ворочался на жесткой койке. Постель была влажной, воздух — неподвижным и горячим.
«Грех думать так, но лучше бы он согласился уйти с ними, этот несчастный.
Мерзкая тварь их нарочно дразнит! Почему мысли путаются в голове? Проклятая лихорадка, да еще духота… Совершенно нечем дышать…
Нечем дышать?»
Его подбросило на койке.
Под потолком лениво вращались белесые клубы дыма.
Он торопливо оделся и выбежал наружу. Часовня пылала, госпитальный барак — тоже. Огненные змейки ползли по бревнам, шипели и рассыпались искрами.
Остальные уже были здесь, они стояли, озираясь. Отец Игнасио сморгнул слезы: три колеблющихся в жарком мареве фигуры…