— Такого орла только в небо пускать, — сказал Добрыня недобро, — всех с высоты обгадит. Да, что и говорить — каждый орел свою цель на земле имеет. Сиди тихо, пока в ухо не блябнул! Нечего мне здесь кадыком трясти да горло распускать! И по глазам отчаянным и диким видно было, что желает блябнуть, едва даже сдерживается, жаждущий кулак другой рукою удерживает.
И все же открыла, открыла немытёха певучая глаза им на жизнь!
Поэтому, провожая гусляра, розмысл жадить не стал — добро ему серебра и ходовой торговой меди отсыпал. Знать бы, где доведется упасть, соломки бы подстелил!
5
«Жить стало лучше, жить стало веселей», — сказал князь Землемил.
Может, оно и так, скоморохи с детинцев не уходили, ложкари рассыпчатые мотивы выстукивали, плясуны да плясуньи хороводы водили, крутились с отчаянным визгом и притоптыванием, иной раз из далеких земель кудесники да алыры приезжали, бесконечные ленты из черных шляп вынимали, пламенем плевались, метровые сабли заглатывали с аппетитом невероятным, гусляры то и дело выступали — Князь на зрелища денег не жалел. Успех любому правителю обеспечен, аще дал он подданным своим хлеба и зрелищ. Если же не хватает хлеба — дай водки. Тогда и на зрелища тратиться не придется, пьющий человек представления разные сам создает, и скандалов хватает. Немедленно по Энскуграду расползлись тайные и явные блудилища, где народ предавался порокам. Каждый мог найти занятие по душе. А по городам и весям толкались борцы, черную дань собирая для князя. Известное дело — без денег любое начинание кажется бесплодным.
Князь к празднику готовился по всем направлениям. И бочки выкатывать на площадь его челядь готовилась, и отборные скоморохи ждали своего часа, и гусляры струны настраивали, чтобы в унисон гря нуть: «Небо, князя нашего храни…». И готовились чудесные и невероятные шутихи в небе ночном. Для этих целей специально был выписан из далекого города Шанхая толстый и вечно сонный китаец, который и в таком своем состоянии ежедневно привезенные припасы, отмеченные китайскими ванзами, перебирал, прикидывал, что и за чем в небо пускать, чтобы лепота и полное благолепие вышло.
Довелось и розмыслу с этим китайцем поручкаться.
Китаец был смышленым, по-русски неплохо говорил, только постоянно в слова ни к селу, ни к городу мягкие знаки вставлял и обожал уменьшительные суффиксы, отчего всегда казалось, что говорит он не со взрослыми людьми, а с малолетними несмышленышами.
Звали китайца Жо Бень, так что и сомневаться не стоило, как его в народе прозвали. Да и то сказать — в наличии имелось, впечатляло и соответствовало!
— А что, Жо, — ровно бы шутя сказал как-то Серьга. — Если все твои шутихи собрать да одновременно под троном специальным запалить, то и человека в небо поднять можно? Китаец прищурился, хоть и казалось, что невозможно это для болванчика узкоглазого. Носик у него был маленький, глазок совсем не стало, отчего напоминало лицо китайца желтый блин, испеченный на масленицу.
— Тысячи лет назад, — наставительно сказал китаец, — в эпоху Мин во времена под девизом «Беспокойное сердце нуждается в крыльях» в провинции Хун жил мудрый человек, звали которого Дай Нам Лун. И вот однажды, имя ль тому было виной или другие причины, которых мы по своему невежеству понять не можем, решил он, что Луна не так уж и далеко и надо ему применить свою мудрость и оседлать медный серп, став, таким образом, выше всех иных мудрецов и правителей земных. Изготовил он специальный трон, под которым в специальном порядке были привязаны ракеты для праздничного украшения неба. И в назначенное время, а мудрец на него потратил не один день своих вычислений, сел он на трон и специальным факелом, укрепленным на тонком стержне из нефрита, принялся поджигать ракеты. И действительно, благословили его Небеса, дали ему мощь и невидимые крылья, благодаря которым Дай Нам Лун поднялся в небо и скоро исчез в сверкающей высоте. Завистливые чиновники объявили его мужественный поступок преступлением против управления государством и ждали возвращения мудреца, чтобы совершить над ним несправедливую казнь. Но напрасно они ждали… — китаец устало прикрыл ладонью узкие щелочки черных глаз. — Так он что, инно с Луны не вернулся? — нетерпеливо прервал молчание розмысл. — Нет, — сказал китаец. — Он вернулся. Дай Нам Луна нашли в соседней провинции, тело его было страшно разбито, голова имела повреждения темени, и это заставляло предположить, что он долетел до медного серпа, но по неосторожности ударился об него головой, потерял сознание, а с ним и способность к дальнейшим рассудительным действиям. С тех пор никто и никогда не повторял этого безумного поступка, быть может, еще и потому, что чиновники объявили такие полеты преступлением, заслуживающим смерти.