— О нет… нет! — в свой протест Андерс вложила все ощущение несправедливости происходящего. Я тупо посмотрел на россыпь зеленых глаз, на длинный коготь, который придерживал дирижабль за ограждение мостика, и понял: нас выковырнут из гондолы, как рапану-каменку из ее домика. Вряд ли легированный металл «сигары» окажется большой помехой.
— Грябль. — Бормокряк вдруг убрал коготь с поручней, и дирижабль рванулся ввысь. Что за игры? Мы приникли к окнам; посмотрели вниз; молчали, пока не уверились, что вышли за пределы его досягаемости. Молчали и потом.
Напоследок — я помню чертовски точно, и плевать, что ученые свято убеждены, будто это звери как звери — бормокряк нам помахал.
Перевела с английского Екатерина АЛЕКСАНДРОВА
© Neal Asher. Softly Spoke the Gabbleduck. 2005. Печатается с разрешения автора.
Сергей КУПРИЯНОВ КОРОЛЕВА КУБА
Авария, произошедшая на одном паршивом танкере, на много дней заставила замереть жизнь в порту Малютка. Распыленное в припортовом пространстве сверхактивное, обогащенное окислителем топливо не позволяло не только включить двигатели кораблей, чтобы выйти из опасной зоны, но и весьма продолжительное время пользоваться как дальней, так и ближней связью. Не говоря уже о ремонтных и даже погрузочно-разгрузочных работах. Потому что достаточно было малейшей искры, чтобы топливо сдетонировало, а космопорт сначала превратился в плазменное облако, где взрываются корабли, запасы горючего и кислорода, а потом в кучку бессмысленной космической пыли, которой и без того хватает во Вселенной. Возможно, много лет спустя на какую-нибудь из планет упадет кусочек искореженного, оплавленного металла, и новый Ньютон, не успевший вырасти из коротких штанишек, будет рассматривать его, морща юный лоб, в то время как ученые мужи станут продолжать спор о происхождении метеорита.
Другими словами, никого из присутствующих на Малютке такая перспектива не устраивала, поэтому правила безопасности, объявленные в первые же минуты после аварии, стали выполняться со всей строгостью, что не помешало начальнику порта Йорку, за глаза за свирепость называемого Кабаном, ввести усиленное патрулирование всей территории и объявить запрет на выход в открытый космос без его личного на то разрешения, получить которое не представлялось возможным.
В космосе, как известно, нет ни ветров, ни течений, ни приливов с отливами, то есть ничего из того, что могло бы естественным путем очистить загрязненное пространство. Ничего, если не считать инерции движения, с которой разлеталось хлестнувшее из брюха танкера топливо. По расчетам, должно пройти около трех недель, прежде чем взрывоопасное облако покинет территорию порта. За несколько дней до этого можно будет потихоньку начинать чистку конструкций и кораблей сжатым газом, вымывая из всяких потайных мест и с обшивки микрочастицы топлива. Сколько на это может уйти времени — тоже неизвестно. Таким образом, крупный космопорт оказался блокирован на неопределенное время, что вело к крупным и многочисленным убыткам. Представители страховых компаний в ужасе подсчитывали размеры своих выплат, Кабан закручивал дисциплинарные гайки, а остальной народ по большей части маялся от безделья, если не считать охрану, поваров, барменов и официантов. Вот уж кому приходилось пахать от зари до зари.
Первые трое суток Макс просто блаженствовал, упиваясь бездельем. Спал, смотрел телевизор, читал, ел, снова спал, ходил в бар пропустить сто граммов и пару пива прицепом. Небольшая гравитация — всего в одну четверть — позволяла многие вещи проделывать практически с теми же удобствами, что и на Земле. По крайней мере, напитки не улетали из твоего стакана, а на ночь не нужно привязывать себя к койке, чтобы в результате неосторожного движения не проснуться на потолке.
Кормили в портовой столовой сносно, пиво подавали приличное, фильмотека была богатая, так что несколько дней Макс наслаждался жизнью. Да и чего, казалось бы, нужно обычному судовому механику, большую часть жизни проводящему в состоянии ускорения и постоянных стрессов из-за регулярных поломок оборудования? Покой, только покой.