— Вы хотите сказать, что это она была на пруду и ушла, даже не позвав на помощь?
— Это мы сейчас выясним. То есть попробуем выяснить, с Асей никогда не знаешь… Вы пойдете со мной или…
Веденеев, похоже, хотел, чтобы я сказал «нет, не пойду, идите сами». Но я сказал:
— Пойду, конечно.
Михаил Алексеевич посмотрел на меня испытующе, но возражать не стал, наверное, думал, что я ему все-таки пригожусь, хотя я не понимал — в каком именно качестве. Повернулся и пошел — теперь я хотя бы точно знал, куда мы направлялись, и даже, как мне тогда казалось, понимал — зачем.
Ася была местной дурочкой. Бедная девочка… илидевушка, ей было, скорее всего, лет семнадцать или даже восемнадцать, хотя выглядела она на двенадцать, не старше. Толстушка, с короткими пальцами, которые все время находились в движении, будто она хотела что-то кому-то объяснить с помощью азбуки для глухонемых. По уровню развития Ася была сущим ребенком лет, скажем, трех или четырех. Увидел я ее впервые в тот же день, когда переехал в поселок. Грузчики переносили мебель, а мы с сыном таскали книги; Ася подошла и что-то затараторила, пыталась подхватить одну из пачек, та выпала из ее рук, развалилась, девочка перепугалась и заплакала, к ней подошел какой-то мужчина и увел прочь, а присутствовавший при этом мой сосед Аристархов (на зиму он переехал в городскую квартиру) сказал, чтобы я не обращал внимания: это, мол, Аська, местная юродивая, почти даун, но на самом деле не классический, у девочки генетическое отклонение, кое-что она понимает, говорит прилично, но читать не может…
Потом я, конечно, много раз встречал Асю в поселке — летом она, по-моему, весь день проводила на улице, а когда настала зима, то выпускать ее, видимо, перестали, я, во всяком случае, встречал ее очень редко, она брела, глядя в пространство перед собой, что-то по обыкновению бормотала и… да, я теперь вспомнил, на ногах у нее были валенки.
Мне почему-то никогда не приходило в голову спросить у кого-нибудь, кто Асины родители, как ее фамилия, где ее дом, в конце-то концов. Ася была объективной данностью, как статуя, стоящая на площади, — стоит себе и пусть стоит, никому не мешает.
— Вы думаете… — сказал я, прерывая молчание.
— Что? — Веденеев размышлял о чем-то и не сразу понял мой вопрос. — А, вы об… В валенках сейчас мало кто ходит, Петр Романович. А размер следа небольшой, детский скорее. Вот.
— Даже если на пруду была Ася, — сказал я неодобрительно, — надо ли ее тревожить? Она же не отвечает за свои поступки. Если и видела, как тонул Олег Николаевич, то все равно не могла позвать на помощь, ее бы просто не поняли.
— Она не видела, как тонул Олег Николаевич, — покачал головой Веденеев.
— Но вы только что сказали…
Веденеев остановился напротив двухэтажного дома, за которым начинался пустырь. Я никогда не бывал в этой части поселка, делать мне здесь было нечего, лес находился в противоположной стороне, дорога к станции тоже. В двухэтажке жили, скорее всего, четыре семьи, это был обычный кирпичный дом, выглядел он старым и унылым, но и день тоже сегодня был не радостным…
— Я сказал, — Веденеев подошел к обшарпанной двери, когда-то коричневой, а теперь похожей на покрытого струпьями больного проказой, остановился и повернулся ко мне. — Я сказал, что Ася, скорее всего, была вчера на пруду, верно. Но она не видела, как тонул Парицкий. Похоже, все было наоборот.
— Наоборот? — я все еще не понимал, хотя мог бы уже сложить те самые два и два.
— Может, она что-то помнит, — вздохнул Михаил Алексеевич, — а если нет… Ну, значит, уйдем тогда, что с нее взять…
Он наконец поднял руку и трижды позвонил — знал, наверное, к кому сколько звонков. Когда дверь открылась, на пороге возникла женщина удивительной красоты, и у меня перехватило дух: купчиха с картины Кустодиева! Впрочем, одета она была просто: в теплую коричневую юбку и тяжелую шерстяную кофту, каштановые волосы забраны на затылке в пучок, а глубокие синие глаза смотрели отчужденно и даже, по-моему, враждебно. Она совсем не походила на Асю, но по тому, как отреагировал на ее появление Веденеев, я все-таки решил, что это — Асина мать, да так оно сразу и оказалось, когда женщина спросила, глядя не в глаза участковому, а на его форму:
— Асенька что-то…
— Ничего, Наталья Никитична, — быстро сказал Веденеев. — Уверяю вас, все в порядке.
— Вы… — она посмотрела на меня, и мне показалось, что она меня узнала, хотя я точно мог сказать, что никогда прежде ее не видел.
— Это Петр Романович Амосов, — представил меня Веденеев. — Сейчас на пенсии… Мы можем войти?