Люси Хартвик, высокой, худощавой и очень красивой, было лет двадцать пять. Я поймал гневный взгляд Карен, которая, к сожалению, страдала приступами ревности. Но Люси меня не зацепила. В ее красоте было что-то холодное. Она едва взглянула на нас поверх компьютера. В ее взгляде читалось безразличие. На экране я увидел шахматную партию.
— Рейтинг Люси, во всяком случае, измеренный по играм с компьютером, равен 2670, — сообщил Аллен.
— Ну и что? — Да, 2670 — величина чрезвычайно высокая. Лишь около двадцати шахматистов в мире имеют рейтинг выше 2700. Но я все еще пребывал в саркастическом настроении, хотя и корил себя за ребячество.
— Шесть месяцев назад ее рейтинг был 1400.
— А шесть месяцев назад она только научилась играть, да? — Мы говорили о Люси, неподвижно склонившейся над шахматной доской, словно ее здесь не было.
— Нет, она играла дважды в неделю в течение пяти лет.
Таких рейтинговых прыжков для игрока со средними способностями и без достаточной практики попросту не бывает.
— Я рада за тебя, Люси! — сказала Карен. Люси равнодушно взглянула на мою жену и снова уставилась на доску.
— И как именно все это должно изменить мир? — осведомился я.
— Пошли, кое-что покажу, — предложил Аллен и, не оглядываясь, направился к двери.
Я начал уставать от его игр, но Карен последовала за ним, поэтому я поплелся следом. Эксцентричность всегда интриговала Карен — возможно, потому что сама она весьма уравновешенная и здравомыслящая. Кстати, это одна из причин, почему я в нее влюбился.
Аллен протянул мне пачку графиков, схем и медицинских сканов, словно ожидая, что я начну их читать.
— Видишь, Джефф? Это показатели Люси, снятые во время игры в шахматы. Область мозга, называемая «хвостатое ядро», которая помогает переключать шестеренки с одной мысли на другую, показывает низкую активность. Так же ведет себя и таламус, обрабатывающий входящие сенсорные сигналы. А здесь…
— Я риэлтор, Аллен, — прервал я его грубее, чем собирался. — Что означает вся эта фигня?
Аллен взглянул на меня и сказал просто:
— Люси научилась устранять статику.
— Какую статику? — спросил я, хотя прекрасно помнил наш разговор двадцатипятилетней давности.
— Ты хочешь сказать, — вмешалась Карен, которая всегда быстро схватывала суть, — что Люси может сосредоточиться на чем-то одном, не отвлекаясь на все прочее?
— Именно это я только что и сказал, разве не так? — произнес Аллен. — Люси Хартвик умеет контролировать собственный разум. Когда она играет в шахматы, то это все, что она делает. В результате она теперь сравнялась с игроками верхних эшелонов шахматного мира.
— Но реально она ни с кем из этих лучших игроков пока не играла? — уточнил я. — И все это лишь твоя оценка, основанная на результатах ее игры против какого-то компьютера.
— Это одно и то же.
— Нет!
— Джефф! — укоризненно произнесла Карен, удивленная моей яростью.
— Да, Джефф, прислушайся к Карен, — посоветовал Аллен. — Неужели ты не…
— Карен!
— …понял? Люси каким-то образом достигла полной концентрации внимания. Это позволяет ей просто… просто мчаться вперед в решении тех проблем, на которых она решает сосредоточиться. Неужели ты не понимаешь, что это может означать для медицинских исследований? Да для любой области науки? Мы сможем решить проблемы глобального потепления, рака, токсичных отходов и… вообще какие угодно!
Насколько мне было известно, Аллена никогда не интересовало глобальное потепление, и с моих губ едва не сорвалось ехидное замечание. Но то ли выражение лица Аллена, то ли ладонь Карен на моей руке остановили меня.
— Это может стать чудом, Аллен, — негромко сказала она.
— И станет! — воскликнул он страстно, как во время того самого припадка, что случился с ним в седьмом классе. — Станет!
— И как это следует понимать? — осведомилась Карен, когда мы ехали домой.
— Ну, просто Аллен повел себя…
— Не Аллен. Ты.
— Я? — притворно изумился я, но прикинуться дурачком не удалось.
— Я никогда тебя таким не видела. Ты откровенно издевался и над ним, и над тем, что действительно может стать огромным прорывом в биохимии мозга.
— Это всего лишь теория, Карен! А девяносто процентов теорий оказывается пшиком, едва кто-нибудь проводит контролируемый эксперимент.
— Но ты, Джефф… Ты не хочешь, чтобы эта теория подтвердилась!