Так что последняя фраза шкипера скорее навредила, нежели помогла. Властный кивок — и путешественников подтолкнули стволами к той самой вербе, за которой час назад бесследно растаял урод в дзюдогаме.
— Иех!.. — отчаянно вскричал Андрон. Будь у него на голове шапка, он бы и шапкой оземь шмякнул. — Ну вот куда бедному крестьянину податься? Президент — бомбит, вы — расстреливаете… А еще говорят: мы за народ, мы за народ…
— Кто они? — шепнул Димитрий, пока их прилаживали спинами к шершавой рубчатой коре.
— «Красные херувимы», — сквозь зубы пояснил Андрон. — Те, что на прошлой неделе Игната Фастунова грохнули, спикера.
— А за что они нас?
— Не во имя того мир разрушаем…
— Именем Пресвятой Революции… — вдохновенно завел главарь. Стволы поднялись, уставились.
— У, лодыри! — беспомощно выдохнул Андрон, не зная уже, чем уязвить напоследок. — Чужих заложников мочить! Стыдоба…
Дальнейшее даже трудно с чем-либо сопоставить. Ну, скажем, так: представьте, что в густое черно-красное варево плюхнули столовую ложку сметаны и быстро-быстро размешали. Некий белый смерчик прошел меж монашьих ряс, взвихрив их и разметав. Чей-то истошный ор, шальной выстрел — и картина вновь замерла. Теперь она изображала группу разметанных тел, а композиционным центром ее несомненно являлся давешний ужасный незнакомец. Весь в белом. Припавши на левое колено и упершись в траву левым же кулаком, он явно выжидал, не шевельнется ли кто из поверженных.
Никто не шевельнулся.
Тогда он сосредоточил внимание на прислоненных к вербе путешественниках. Странно: его изуродованное лицо показалось им на этот раз почти симпатичным. И не потому что похорошело, и даже не из благодарности — просто «Красные херувимы» в данный момент выглядели гораздо хуже.
— Прохор… — сипло назвался нежданный спаситель.
Глава 5. Они сошлись
Первым, как и следовало ожидать, опомнился шкипер.
— А ты кто, земляк? — с интересом спросил он.
— Я же тебе только что сказал, — терпеливо напомнил тот и как-то вдруг оказался на ногах.
Димитрий ахнул. Белые штаны Прохора были варварски разорваны в мотне и обильно смочены кровью. От одного предположения, что шальная пуля (выстрелить-то успели!) ударила бедолагу в пах, Уарову чуть не стало дурно.
— Вы… ранены?
Назвавшийся Прохором наклонил голову и с неудовольствием осмотрел повреждение.
— Зашьем, застираем, — успокоил он.
У Димитрия отлегло от сердца. Надо полагать, кровь была чужая, а ткань просто не выдержала рывка в момент особо резкого удара ногой.
— Нет, ну все-таки… — снова начал Андрон.
— Машинка цела? — бесцеремонно перебил его энергичный Прохор.
Андрон моргнул.
— Цела… если, конечно, ты по ней гачами своими не въехал.
— Не въехал. А девальваторы?
Ответил шкипер не сразу. Сначала, хитро прищурясь, еще раз изучил исковерканное лицо собеседника, сообразил, видать, что Прохору ничего не стоило, целый день прячась где-нибудь поблизости, подслушать все их беседы с пассажиром, — и лишь после этого соизволил отомкнуть уста.
— Левые — в порядке, — неспешно, с достоинством сообщил он. — Правый передний — вроде тоже. А задний я перебрал… почти. Отвлекли — сам, чай, видел.
— Значит, платформа на ходу? Вопрос остался без ответа.
— Кто ж ты все-таки будешь, мил человек? — задумчиво произнес Андрон.
Прохор досадливо скривил неповрежденную часть лица. Однако шкипера эта гримаса ни в чем не убедила.
— Думаешь, если ты «херувимов» пятками закидал, — ласково продолжал он, — то мы так тебе сразу и поверим?
— Могу и вас закидать, — предложил Прохор.
— А закидай! — с придурковатой готовностью откликнулся Андрон. — Мы люди привычные: то ракетами нас гвозданут, то к стенке поставят… То есть не к стенке — к вербе… Так что не стесняйся, милок, приступай.