— Они жрут не только рапан-каменок и осьмишлепов, но и помет сородичей. Пропускают его через второй желудочно-кишечный тракт.
Андерс поморщилась. Я добавил:
— Но без всякого удовольствия.
— Вы ведь не доложите о том, что случилось, правда? — сказала она.
— Интересно, как?… Он запретил брать с собой средства связи, которые можно засечь.
Я постарался скрыть озабоченность. Толан не хотел, чтобы миральские ИИ дознались, что, собственно, он замыслил, а потому лично обеспечил всю электронику защитой от слежения. Я мало-помалу начинал задумываться, не выйдет ли нынешняя вылазка мне боком.
— То есть там у вас никакой связи нет? — Андерс показала на дирижабль.
— Да не стану я стучать. — И я поднялся по трапу, жалея, что нельзя безнаказанно втянуть его за собой. И что так жестко придерживаюсь буквы договора.
В межемрак, когда солнце уходит на строго противоположную от вас сторону планеты, на Мирали воцаряется кромешная чернота. Межемрак сменяет пятичасовую синь и длится около трех часов, предваряя следующие пять часов сини — сумерек, которые представляют собой не день и не ночь, а лишь результат отражения солнечного света от суборбитального пылевого облака. Короче, именно в межемрак меня разбудили вопли и выстрелы. К тому времени как я приладил на место баллон с кислородом и ссыпался по трапу, все уже закончилось; окрестности заливал яркий свет переносных прожекторов.
— Да, вы предупреждали, — злобно фыркнул Толан.
Я подошел к разодранной, пустой палатке Тамиры. Крови не было — да и откуда, ведь чендерье жутко боятся причинить замене вред. Я бросил беглый взгляд на Андерс. Та изучала наладонник.
— Она жива, — Андерс подняла голову. — Должно быть, пользовалась не палаточным, а индивидуальным запасом кислорода. Надо сейчас же идти за ней.
— Штурм-каркасы в межемрак? — осведомился я.
— У нас есть приборы ночного видения. — Она посмотрела на меня так, словно лишь сейчас поняла, до чего я туп.
— Да хоть кошки и совы… Жить надоело?
— Извольте объяснить, — с угрозой в голосе предложил Толан.
— Вы уломали меня поехать сюда проводником. План был такой: устроить базовый лагерь и обследовать окрестности на предмет следов бормокряка. С помощью штурм-каркасов.
— Верно…
— Ну так вот: штурм-каркасы здесь обеспечивают безопасность только днем.
— Я рассчитывал на объяснение.
— Объясняю. — Я протянул руку, снял с колышка прожектор, отошел к краю площадки и, направив луч вниз, выхватил из темноты всплески копошения на заросшей скале.
— Осьмишлепы, — узнала Андерс. — И что? Я повернулся к Толану.
— Ночью они перебираются в новые водоемы, а поскольку медлительны, развили защиту. Стоит чему-нибудь габаритному приблизиться, и осьмишлепы принимаются метать острые иглы. Убить не убьют, зато вы чертовски отчетливо поймете, задело вас или нет, и если вы не запаслись бронеодеждой…
— Но как же Тамира? — перебила Андерс.
— Некоторое время чендерье будут ее опекать.
— Некоторое? — переспросил Толан.
— Поначалу с ней станут обращаться, как с детенышем, заменившим убитого, — пояснил я. — Направлять ее, подхватывать, если сорвется. Потом им это надоест — малютки-чендерье обучаются очень быстро. Если завтра до первой ночной сини мы их не догоним, считайте, Тамира сломала шею.
— Когда это кончится? — Толан кивком указал на бурную деятельность осьмишлепов.
— В полусинь.
— Тогда и пойдем.
Штурм-каркас — спортивное производное от военных экзоскелетов. Сам каркас — рама — поддерживает тело. Спинная опора льнет к позвоночнику, точно стальной плоский червь-паразит. От нее вдоль рук и ног расходятся металлические «кости». На тыльной стороне ладоней и лодыжек огромными пауками растопырились зубья вчетверо длиннее человеческой кисти. Каждый «палец» — альпинистский крюк, запрограммированный на поиск расселин и трещин в скальной стенке, по которой идет подъем. В целом «штурмовик» сильнее, проворнее и чувствительнее человека. Если пожелаете, он выполнит за вас всю работу. И наоборот, можно вывести его в нейтральный режим, сложить крючья сзади и от начала до конца проделать восхождение самостоятельно; каркас в этом случае активируется только для спасения.
Я заметил, что и Андерс, и Толан включили свои штурм-каркасы примерно на треть поддержки — почти как я сам. Уложив в рюкзаки палатки-«пузыри» и снаряжение, с кислородными баллонами и катализными блоками на поясах они первыми покинули уступ. Штурм-каркас Тамиры — рабски покорный сверкающий остов — карабкался следом. Я оглянулся на дирижабль, соображая, не лучше ли взять да и вернуться на борт. И ушел за край.