Свет разгорался, осьмишлепы пускали пузыри на дне луж, и мы шли с приличной скоростью. Правда, потом, когда пришлось сойти ниже, чтобы не потерять след чендерье, возникли небольшие трудности. Хотя наша тройка перемещалась на трети поддержки, через несколько часов мы запыхались — внизу приходилось не столько заниматься скалолазанием, сколько продираться сквозь густые заросли. Я заметил, что катализный блок с трудом успевает расщеплять атмосферный CO2 и заполнять два плоских баллона у меня на поясе.
— До Тамиры восемьдесят километров, — вдруг сказала Андерс. — Такими темпами нам ее не догнать.
— Врубить две трети поддержки, — распорядился Толан.
Мы повиновались, и вскоре наши штурм-каркасы рассекали чащу и одолевали каменные кручи с нечеловеческой стремительностью. На меня напала лень — я казался себе мешком плоти, подвешенным к трудяге-«штурмовику». Зато мы быстро покрыли пресловутые восемьдесят километров и, когда солнце выскочило из-за горизонта, далеко впереди заметили чендерье — вынырнув из нежданной тени в долинах, они карабкались в гору. Их вновь было семь: создания, которые похитили убийцу своего сородича, по ошибке приняв ее за чендерье, помогали идти Тамире.
— Зачем они это? — спросила Андерс, когда мы одолевали отвесный обрыв.
— Что «это»?
— Крадут людей, лишь бы остаться всемером.
— Я слышал три объяснения: самое благоприятное для выживания число; семь чендерье — залог успешного спаривания; зачаток примитивной религии.
— И какое, по-вашему, верно?
— Вероятно, в каждом есть доля истины.
Расстояние между нами сокращалось, и я услышал, как Тамира всхлипывает — от ужаса, предельной усталости и жалости к себе. Все шесть чендерье ошивались возле нее: настырно подталкивали вперед, ловили ступни Тамиры, стоило ей поскользнуться, хватали за руки и пристраивали ладони на более надежные опоры. Ее темно-зеленый, тесно облегающий комбинезон был заляпан чем-то желтым, желеобразным; меня охватило отвращение при мысли о том, что еще ей пришлось вынести. Тамиру пытались кормить.
Метрах в двадцати от них, на семидесятиградусном откосе, мы остановились и присмотрелись. Тамиру, ни на минуту не оставляя в покое, гнали туда, где склон сперва вставал отвесно, потом уходил за вертикаль.
— Наши действия? — спросил Толан.
— Ее нужно забрать, пока их не понесло вон туда, — я ткнул пальцем в гибельные просторы, раскинувшиеся перед чендерье. — Одна ошибка, и… — я указал вниз. Там, полускрытые наползавшим от близкого водопада туманом, из подлеска вкривь и вкось торчали каменные глыбы. Я умолчал о том, что, несмотря на маячок (который, судя по всему, у Тамиры все-таки был), отыскать тело вряд ли удастся. — Протянем к ней шнур. Андерс поработает якорем. Для этого ей придется забраться наверх, и пожалуй, лучше бы с Тамириным штурм-каркасом. Вы спуститесь по склону, чтобы подхватить Тамиру, если что-нибудь не заладится и она сорвется. Я пойду к ним со шнуром и обвязкой.
— Вам это, конечно, не впервой? — полюбопытствовала Андерс.
— А вам? — парировал я. Толан подхватил:
— Похоже, вы большой дока по этой части.
— Обычные сведения из планетарного справочника, только и всего.
— Хорошо, будь по-вашему, — смирился Толан.
Я давно приметил у каждого из троицы на поясе навороченную альпинистскую катушку моноволокна. Андерс включила свою. Начал разматываться шнур толщиной с веревку. На выходе его облепляла металлизированная оболочка. Я взялся за кольцо, которым оканчивался шнур, и прицепил к нему обвязку из тканой ленты — ее Толан извлек откуда-то из многочисленных карманов своего рюкзака.
— Готовы? — спросил я.
Они кивнули. Толан полез вниз по склону, Андерс отправилась наверх. Оставалось, минуя чендерье, подобраться к Тамире и впихнуть ее в обвязку.
Когда я приблизился, эти создания наконец спохватились, и насекомьи головы резко развернулись ко мне. Запульсировали хоботки, словно чендерье принюхивались.
— Тамира… Тамира!
Она вскинула голову: лицо и губы перемазаны желтой жижей.
— На помощь!
— У меня тут шнур и обвязка, — сообщил я, но едва ли она поняла.
Нас с Тамирой разделяло около трех метров, когда чендерье, пристраивавший ее ступню на толстый корень, росший поперек обрыва, внезапно обернулся и двинулся ко мне. Громыхнул «оптек», и в нефритово-зеленом торсе существа раскрылся, как взорвался, желто-красный цветок — выходное отверстие раны.