— Что можно делать целых четыре часа в командном центре? — спросил Роно. — К Ганимеду путь прегражден, а в полумиллиарде километров отсюда нет ни малейших признаков цивилизации. Интересно, нам еще удастся выйти на связь?
— Несколько раз выйдем, — ответил Намсинг. — Придется ускориться с графиком.
Роно бросил скептический взгляд на комбинезоны.
— Ускориться? Это вряд ли. Мой тенцинг мертв: надо или найти термометр, или соорудить на скорую руку один наружный термограф. И не факт, что у них на Ганимеде найдется все, что нам требуется. А запрашивать снаряжение с Марса — вообще долгая песня. Тогда мы не только не опередим график, а отстанем от него.
— Придется поднажать, — сказал Намсинг. Он подпрыгнул и уселся на ящик. — Из обсерватории на Тарсисе сообщают, что какой-то метеорит приближается к нам и столкнется с Каллисто в ближайшие сорок дней.
— Ты шутишь? Где это произойдет?
— Трудно сказать. Вероятно, где-то в пределах колец Асгарда. Имя Асгард триста лет назад дали второму глубочайшему кратеру, который образовался на втором крупнейшем из спутников Юпитера. Уже давно отказались от традиции присваивать латинские названия складкам местности планет, а для крупнейших спутников Юпитера обратились к мифологии. На долю Каллисто выпали имена из скандинавских саг, а названия Асгард и Валгалла присвоили кратерам, образовавшимся в результате столкновений на северном полушарии спутника. Концентрические кольца Валгаллы связали воедино пространство диаметром в две тысячи километров. В это пространство могли вместиться два таких спутника, как соседний Асгард.
Роно и Намсинг закрепились в дальнем конце Валгаллы, их основной лагерь находился между Хугином и Мунином, двумя меньшими пиками хребта Гладшейм на экваторе Каллисто. Говаривали, что Гладшейм был вотчиной Одина, и все горные вершины здесь назывались с оглядкой на него. В ранних скандинавских мифах слово Гладшейм означало «очаг радости». Меньше всего это название соответствовало данной местности. Температура на поверхности спутников Юпитера редко поднималась выше абсолютного нуля, поэтому основной лагерь Намсинг и Роно разместили на глубине тридцати метров, выдолбив ледяную корку Каллисто. Собственно, лагерь представлял собой цепь снежных пещер.
Каллисто была самым неблагоприятным местом, какое когда-либо приходилось обживать людям. По правде говоря, трудно утверждать, будто люди обживали этот уголок, поскольку здесь доводилось бывать только Наму и Роно. В течение трех лет они то и дело наведывались сюда. Ганимед был крупнее, плотнее и теплее Каллисто, но даже там наблюдатели задерживались ненадолго. Единственной полезной вещью здесь оказался речной лед. Он лежал повсюду. Для любого человека в трезвом уме ледяной шар под названием Каллисто не представлял ни малейшего интереса.
Однако когда шерп Намсинг Лопье предложил разбить лагерь на Каллисто, у подножия горы Гунгнир, Роно Нионгабо тут же ухватился за эту идею. Первый раз оба встретились на песчаных склонах Олимпа. Нам делал то, чем его народ занимался столетиями: он помогал желающим подниматься на самые высокие горы. Олимп был почти в три раза выше Джомолунгмы, но взбираться на эту гору было гораздо легче — альпинистам помогала марсианская гравитация. В то время как на Джомолунгму можно было взобраться без дополнительного запаса кислорода, на Олимпе такой подвиг оказался бы невозможным.
Роно Нионгабо до этой встречи штурмовал вершины родной Кении. Уступающие двадцатипятитысячному Олимпу, они все же были куда более серьезным испытанием для покорителей. Олимп представлял собой безопасный вулкан, его склоны были столь пологими, что не требовалось никакого технического снаряжения для восхождения. Роно прибыл к Олимпу в качестве клиента Намсинга, но оба ушли оттуда партнерами, решившими подняться на пик, равного которому альпинисты еще не покоряли.