Глаза Бланш наполнились слезами.
— А я по ним вовсе не скучаю. И по тебе тоже.
— О, ты хотела сделать мне больно, но тебе это не удалось. Ты очень по мне скучаешь, Щекотка. Сестры это чувствуют. И это одна из причин твоей злости. Ох, воспоминания продолжают возникать во мне. Держу пари, я могла бы синтезировать твою более молодую версию, и мы могли бы все время ссориться прямо у меня в гостиной.
Фред не стал бы возражать. Он давно уже к этому привык…
— Дамы, дамы, прошу вас! — вмешался судья Максвелл. — Нам нужно получить ответы на важные вопросы, а вы сводите личные счеты.
На этот раз Максвелл не улыбался. Бланш спрашивала себя, видит ли он фальшивку в том, что Артур делает при помощи этой машины, и как это существо выставляет ее злобной старой дурой. У нее тряслись руки. В точности как во время ее ссор с Хелен все эти годы. Это было так реально, так достоверно…
— Вопрос первый, — сказал Максвелл. — Как умерла Хелен Уинслоу?
— Я полностью отключилась, как я уже сказала. Мне сообщили,
что произошло обширное кровоизлияние в мозг, — ответила Нэнси.
Она опять села на диван и закинула ногу на ногу.
— Хорошо. Вопрос второй: почему сохранили голову Хелен путем замораживания, отделив от тела?
Нэнси на секунду задумалась.
— Ну, я помню, в контракте сказано, что мое тело могут использовать любыми способами, чтобы содействовать проекту НЭНСИР.
Одна лишь голова имела значение. Некоторые данные списали из нее сразу же после того, как я — мне следует сказать Хелен — умерла.
В памяти Хелен был последний образ Артура. Ох, прости, милый.
Мне приходится быть Нэнси, чтобы отвечать на вопросы, но ты-то знаешь, кто я.
Артур плакал, уткнувшись лицом в носовой платок.
— Отделение головы от тела Хелен не было средством сэкономить деньги?
— Ну, это давало кое-какую экономию, но тело не представляло никакой ценности, там нечего оживлять. Теперь уже неважно. Я здесь, у меня есть мой Фрэд, мой Артур. Мы разговариваем, когда только пожелаем, не правда ли, дорогой?
Слезы текли по щекам Артура. Он кивнул, улыбнулся и громко высморкался в платок.
— Он держит нас у себя в гостиной, — прибавила Нэнси. — Ради этого стоило пойти на дополнительные затраты, но вот тут у меня возникли неприятности с Бланш. Я никогда не думала, что ей будет жалко пары миллионов; у нее всегда было больше денег, чем у нас с Фрэдом. Просто я слишком увлеклась проектом, наверное. Я ошиблась. Ошиблась, потому что обещала Бланш эти деньги для ее фонда.
Но потом начались потери сознания, и Артур был так расстроен и одинок, и мы… мы просто хотели быть вместе, по крайней мере, пока он не найдет себе ту самую особенную девушку…
Артур снова зарыдал. Все присутствующие избегали смотреть друг другу в глаза.
— Господи, Боже, — произнесла Бланш.
Нэнси ощетинилась.
— Ох, заткнись, Бланш. Я не жду, что ты поймешь, но нет ничего сильнее любви матери к своему единственному сыну. У тебя никогда не было детей, потому что ты их не хотела. А я хотела, так что постарайся отнестись к этому с уважением.
Она повысила голос. Ее компаньон вошел в комнату, подошел к ней сзади, опустил ладони ей на плечи и легонько сжал их.
— Лед тает. Я по тебе скучаю. — Он поцеловал ее в макушку.
Нэнси накрыла руками его ладони и показала прямо на Бланш.
— Видишь тут кого-нибудь из знакомых?
Мужчина вгляделся. У Бланш не оставалось сомнений, что она смотрит на Фрэда Уинслоу, каким он был лет за двадцать до своей смерти.
— Это Бланш? Почему она так постарела?
Снова низкий смех.
— Я потом объясню, милый. Приду через минуту. Поцелуй меня.
Он осторожно поцеловал Нэнси в губы и ушел.
Нэнси бросила на Бланш взгляд, полный страсти.
— Его еще нужно усовершенствовать, но он уже вполне мужчина.
Я заставляю его ждать, так что давай перейдем к делу, Бланш. Я — Хелен, нравится это тебе или нет. Но я также очень хороший искусственный интеллект. Этот судья нам не поможет. Слишком много прецедентов затронуто: законность показаний искусственного интеллекта, законность замены искусственным интеллектом человека, мертвого или живого, и так далее, и тому подобное. Думаю, судье не захочется столько раз мелькать на страницах юридических журналов.
Я правильно излагаю, ваша честь?
— Эти рассуждения соответствуют моим мыслям, в разумных пределах, — ответил Максвелл с таким видом, будто все это его слегка забавляет.
— Значит, остаемся ты и я, Бланш. Сколько тебе нужно, чтобы прекратить весь этот скандал? Два миллиона? Три? Как насчет четырех? Это максимум. Иначе тебе придется начинать процесс, а нам не найти присяжных достаточно умных или с достаточно богатым воображением, чтобы поверить в то, что я именно та, за кого себя выдаю.