И ты ничего не получишь.
Бланш взглянула на Артура.
— Я выпишу твоему фонду искусств чек на ту сумму, которую укажет мама, от имени моих родителей, — сказал он.
Рэндал пожал плечами и вопросительно приподнял бровь. Адвокаты за другим столом отвели глаза. Воцарилось долгое молчание, тяжелое для всех тех, кто ждал.
— Три миллиона, — произнесла Бланш.
— Выпиши чек, Артур, — приказала Нэнси, поднимаясь и разглаживая ладонями халат на бедрах. — Поговорим с тобой вечером.
А сейчас у меня свидание с твоим отцом… Бланш, пожалуйста, заходи как-нибудь на чай. Мы должны видеться — и Артур не будет против, правда, дорогой?
Артур молча кивнул, явно недовольный этой просьбой.
— Нам следует почаще беседовать, и мне бы хотелось знать, как идут дела в твоем фонде. Полезно иметь разнообразные интересы, когда у меня столько свободного времени. Обещаешь, что скоро зайдешь?
Бланш шевельнула губами, но не смогла заставить себя ответить.
— Тогда до свидания, — сказала Нэнси и вышла из комнаты. Артур выключил машину, и белая комната с красной мебелью исчезла.
Нэнси исчезла — и Хелен тоже.
— Надо отразить в документах, что стороны договорились, не доводя дело до суда, — сказал Максвелл с видом человека, довольного разрешением дела и испытывающего немалое облегчение. — Слушание закончено.
Все направились к выходу. Артур ждал Бланш у двери.
— Ты получишь чек завтра или послезавтра, — сказал он. — Знаешь, мама говорила серьезно, когда приглашала тебя. Только предупреди меня заранее о своем визите. Мне ведь не обязательно быть дома. Мой секретарь умеет загружать НЭНСИР.
Бланш отвела взгляд в сторону.
— Не думаю, что приду, Артур, — ответила она.
Позже она передумала.
Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВа © James C. Glass. Helen’s Last Will. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2008 году.
ДЭВИД БРИН. ВИРУС АЛЬТРУИЗМА
Думаешь меня поймать? Черта с два! К нашей встрече я подготовился так, что начинай уже думать о чем-нибудь другом.
В моем бумажнике лежит карточка, где написано, что у меня четвертая группа крови, резус отрицательный и к тому же аллергия на пенициллин, аспирин и фенилаланин. Если верить другой карточке, я — убежденный адепт Церкви христианской науки-. Все эти хитрости задержат тебя, когда придет время (а оно, конечно же, придет, и очень скоро).
Даже если от этого будет зависеть моя жизнь, я никогда и никому не позволю втыкать мне в руку иголки. Ни за что! Никаких переливаний крови!
И потом, у меня же есть антитела. Так что тебе, СПИЧ, лучше держаться от меня подальше. Твоей пешкой я не стану. И твоим вектором тоже.
Понимаешь, все твои слабые места мне известны. Хоть ты и хитрый дьявол, но чересчур изнеженный. В отличие от ТАРПа, ты не выносишь открытого воздуха, жары, холода, кислоты и щелочи. Из крови в кровь — вот твой единственный путь. Да и зачем тебе другой?
Ведь ты, наверное, думал, что нашел самый простой способ?
Как только ни называл тебя Лесли Эджисон — и «виртуозный мастер», и «совершенство среди вирусов»… Помнится, когда-то давно ВИЧ — вирус СПИДа — заставлял всех трепетать от страха. Но по сравнению с тобой он просто грубый, неотесанный мясник. Маньяк с бензопилой, болван, который убивает своих хозяев и распространяется за счет привычек, которые люди хоть и с трудом, но все же могут держать под контролем. О да, у старины ВИЧ тоже были свои приемчики, но что он в сравнении с тобой? Жалкий дилетант!
Простуда и грипп, конечно, тоже не лыком шиты. Они неразборчивы в связях и быстро мутируют. Когда-то давно они научились заставлять своих хозяев хлюпать носами, кашлять и чихать, чтобы те распространяли заразу. Вирусы гриппа гораздо хитрее, чем ВИЧ, ведь, как правило, они не убивают своих хозяев, а лишь заставляют их страдать и, кашляя и сморкаясь, заражать свежими порциями инфекции своих близких.
Лес Эджисон всегда обвинял меня в очеловечивании наших объектов изучения. Всякий раз, заходя на мою половину лаборатории и слыша, как я поливаю отборной техасско-мексиканской бранью какого-нибудь особо воинственного лейкофага, он реагировал одинаково. Как сейчас вижу: приподняв одну бровь, он сухо делает мне замечание.