— Щас, — злорадно сказал толстяк. — Щас, сука, убедишься!
— Komm, — сказал скрипач, — nach der Schwanz! — Подумал и добавил: — Die Vogel!Ура-патриоты только притворяются, что они храбрые. Услышав непонятные и страшные слова, толстяк ретировался, что-то бормоча под нос — то ли угрожал, то ли перед собой оправдывался, то ли встречу в самом недалеком будущем обещал со всеми ее неприятными последствиями. Глядя ему вслед, Кторов засмеялся. Смех этот, казалось, развеял очарование утра. А может, все произошло раньше, когда в тихое пение смычка вторгся визгливый голос толстяка?
- Ну, сами понимаете, послал он его. А потом презрительно добавил то, что на наш язык можно приблизительно перевести как «щегол».
Старик медленно убирал скрипку в футляр.
— Не обращайте внимания, — по-немецки сказал Антон. — Идиотов у нас пока хватает. Их даже с избытком.
— Глупость — единственное качество, которое человечеству дано в избытке, — кивнул старик и приподнял шляпу. — До свидания, господин Кторов.
Некоторое время Антон смотрел ему вслед, потом спохватился: старик назвал его по фамилии! Этой фамилии в Лукоморске не знал никто, и не должен был знать. Вот тебе и конспирация! Он хотел догнать старика, чтобы спросить, откуда тот его знает.
Но не успел.
Из кустов вышел недавний знакомый Антона — огромный черный кот из канцелярской лавки. Кот остановился, поднял распушенный хвост, задумчиво и грустно пошевелил усами и буднично сказал, широко разевая розовый рот и показывая клыки, которым мог бы позавидовать тигр:
— Ну и попал ты, Антоша, в переплет! А еще разведчик!
Коты, и те о его миссии знали!
— За хвост тебя и башкой о дуб! — помечтал вслух Кторов.
— Слова-то какие! — фыркнул кот. — Вы же интеллигент, Кторов! Впрочем, еще Ларошфуко сказал, что человека нельзя назвать в полной мере интеллигентным, если его язык бежит впереди мыслей.
Вот так! Приложил его кот. Башкой о дуб.
Глава шестая
Лукоморск попал в поле зрения Глеба Бокия не случайно.
Будучи студентом Горного института, Глеб увлекся различными загадками и тайнами. Все началось с одной лекции, на которой профессор Николай Степанович Костомыш неожиданно для всех студентов рассказал о российском минерологе Александре Карамышеве, который в 1776 году изобрел прибор, названный им «Просветителем», для изучения земных недр. В результате продемонстрированного опыта, как показывали впоследствии очевидцы, Карамышев доказал, что любому непрозрачному известняковому шпату можно посредством науки придать полную прозрачность. «Представьте, господа, — сказал Костомыш, — каким мог быть труд геолога, если бы без бурения скважин и трудоемкого изготовления шурфов мы могли бы наблюдать естественное нутро нашей матушки земли. Увы! Увы! Увы!
Труды Карамышева были бесследно утрачены, как многое из того,
чем могла бы гордиться российская наука и в чем совершенно не нуждаются идиоты, правящие Россией».
Рассказ его запал в душу Глеба Бокия. Пылкому воображению юноши представлялись геологи, изучающие недра и видящие их внутреннюю суть, а потому могущие точно сказать, где нужно бурить скважину, а где даже не стоит пытаться.
И все это кануло без вести в прошлом, потому что кто-то побоялся потрясения государственных устоев!
Поэтому уже после революции, заняв значительную должность в ВЧК, Глеб Бокий приказал направлять в его адрес информацию о небывалых событиях, изобретениях, загадочных и тайных явлениях, имевших место на территории республики, и даже принялся подбирать для работы специальную агентуру. К тому времени он для себя уже делил разведку на политическую и научную. Первой должны были заниматься революционные романтики, фанатики и авантюристы, второе направление могло быть доступно лишь людям, имеющим определенный склад ума, для которых ночные бдения над зашифрованным посланием приносили большее удовлетворение, чем скитания во вражеском тылу, перестрелки и лихие захваты штабов и пленных. Глеб Бокий подбирал в эту группу аналитиков, способных расчленить явление на важнейшие составные части, дать полную и обоснованную оценку каждой из них.
— Глеб, — сказал ему Дзержинский. — Вы расточительны. Вы смотрите в будущее, а мы пока решаем единственную тактическую задачу — удержаться у власти. Если мы не удержимся — все ваши идеи окажутся просто ненужными.
— Я вас сильно уважаю, — глухо сказал Бокий. — Но эту работу надо закладывать сегодня. Завтра будет поздно.
— Да я согласен, согласен, — сухо и безрадостно рассмеялся Дзержинский, поднимая обе руки. — Только, дорогой мой Глеб Иванович, положение в стране требует от нас решения стольких политических задач, что на все остальное времени пока не остается. Вот вы в Петербурге были, сколько же расстрелять пришлось, чтобы в городе стало спокойно!