Глава первая
— Мяукну, — пообещал Баюн.
Вот и приходилось прислушиваться.
Староста синагоги неохотно открыл дверь в подвал. Двое молодых чекистов, выделенных Гнатюком, заглянули внутрь и вопросительно посмотрели на Кторова: дальше-то что? Подвал был завален разным барахлом, вроде дырявых ведер, старых досок, щетинящихся ржавыми гвоздями.
— Ну что, рукава засучим? — спросил Кторов в некоторой растерянности. — Вопросы есть?
У чекистов вопросов не было, поэтому они насупились, но спорить не стали. Только гимнастерки сняли, чтобы напрасно не пачкать в подвальной пыли. Без настроения работа продвигалась медленно.
Солнце уже стояло довольно высоко, а подвал казался бездонным.
Староста устроился на крылечке с трубочкой, но Кторов ласково пообещал ему принять определенные меры, поэтому сейчас и староста не сачковал, впрочем, и старался он не особо — так, по досочке, по рамочке вытаскивал, выбирая предметы почище и без торчащих гвоздей.
Тем не менее количество рухляди во дворе синагоги постепенно росло.
— Зря вы все это затеяли, гражданин начальник, — сказал староста. — Ничего доброго вы там не найдете. Ну спросили бы меня: Рувим, где драгоценности? Где золото, накопленное неправедным путем? Я бы вам искренне и честно ответил. Я бы сказал: делайте со мной, гражданин начальник, что вам вздумается, но нет здесь никаких драгоценностей, а тем более золота и грошей, накопленных неправедным путем.
Кторов ему не отвечал.
— Конечно, — сказал староста печально. — Все думают, если здесь молятся евреи, то обязательно должен быть спрятан клад. Нищих евреев не бывает. А я вам так скажу, гражданин начальник: евреи бывают всякие. Некоторые даже верят в вашу революцию. И не только верят, но и делают ее. Если вы думаете, что я говорю неправду, — откройте газеты, почитайте список правительства, и вы убедитесь, что бедный Рувим таки прав!
— Ты таскай, таскай, — сказал Антон. — Потом дискуссии будешь организовывать.
Староста вздохнул и потащил на себя длинную доску. В подвале что-то с грохотом упало.
— Ну да, — сказал староста, — ломать — не строить. Сколько лет это добро спокойно лежало там, где его положили, так нет — приходят люди и говорят, что это лежит неправильно. Вот и революции: они случаются тогда, когда кто-то приходит к мысли, что все положено не так и не там, где надо. При этом хозяина не спрашивают, начинают перекладывать по собственному разумению, и, как правило, опять неправильно.
— Дед, — не выдержал один из чекистов. — Заткнись! Ты и так уже почти у стенки стоишь. Зачем тебе лишние заботы?
— Вот видите, — мягко упрекнул староста. — Сами говорили, что боретесь за свободы, а теперь бедному Рувиму и рта никто не дает раскрыть, без зазрения совести его объявляют контрреволюционным элементом. Но если вы каждого сомневающегося будете сажать в тюрьму или ставить к стенке, то где вы найдете людей, которые захотят жить в вашей стране?
Кторов вошел в подвал и прислушался. Зараза-кот молчал.
— Баюн Полосатович! — шепотом позвал Кторов. — Баюн, ты здесь?
В тишине было слышно, как скрипуче поворачивается под действием ветра флюгер на синагоге, как где-то в подвальной глубине тоскливо и безнадежно скребется мышь. Кот молчал.
Кторов выглянул из подвала.
— Рувим Пейсахович! — позвал он. — Ключи при вас? Откройте вот эту дверь!
За дверью был маленький чуланчик, пол которого покрывала пыль. В пыли отчетливо выделялись перекрещивающиеся цепочки маленьких следов.
— Видите? — спросил староста. — Даже мыши ничего не сумели найти. А они ведь прирожденные следопыты: в прошлом году они обнаружили, что свечи хранятся в железном ящике. И что вы думаете?
Они прогрызли железо, молодой человек! Прогрызли железо и съелитаки весь годовой запас восковых свечей!
— Помолчите, — строго сказал Кторов, которому послышалось какое-то царапанье. — Откройте и эту дверь.
Староста открыл дверь, и Кторов увидел кота.
Баюн Полосатович сидел на задних лапах, с отчаянием на морде и, судя по всему, готовился дорого продать свою жизнь. Кторов вошел, прикрывая за собой дверь.
— Значит, знак подашь? — саркастически спросил он.
— Тихо, — сказал Баюн. — Тихо, товарищ Кторов. Тут такие крысы бродили, я рядом с ними котенком кажусь. Тут, сам понимаешь, не до сигналов. Задрали бы, как недельного куренка! Выручил ты меня, как есть выручил!
И в самом деле — вокруг кота пыльный пол был испещрен крупными следами, напоминающими кленовый лист средних размеров.