Выбрать главу

— Чего уж там отдыхать, — проворчал Антон. — Пошли вместе.

— Все, как вы сказали, — трактирщик смотрел в пол. — Все, как вы сказали, господин чекист.

— Глупыш, — улыбнулся Павел Гнатюк. — Ну чего ты так расстраиваешься, Сунжиков? Это же и для твоей пользы.

— Знаете, — сказал трактирщик, — ужасно надоело быть марионеткой. Каждый пытается нащупать твое слабое место, а когда нащупывает его, считает, что взял тебя за глотку и может приказывать тебе сделать все, что угодно. Понимаете, господин чекист, это слишком унизительно для человека. Я так больше не могу. Никто и никогда больше не будет приказывать мне. Никто и никогда. Мне надоело дергаться на веревочках.

— Да ну? — ухмыльнулся Гнатюк. — И ты придумал, как с этим справиться?

Кторов понял.

— Зачем? — сказал он. — Зачем, Сунжиков?

— Чтобы быть свободным, — криво усмехнулся он. — Поверьте, это оказалось не так больно.

— Вы о чем? — непонимающе вклинился в разговор чекист.

— Он побил все свои пластинки, — объяснил Антон.

— Не может быть! — Гнатюк ринулся в зал.

Зал был усеян черными осколками самой разнообразной формы.

Около стойки чернела целая груда осколков. У виктролы оказалась сорванной крышка. Здесь действовал человек в бессильной и безрассудной ярости.

— А чего ее жалеть, — объяснил Сунжиков. — Для кого?

Глаза у него были сухие и спокойные, как у человека, твердо уверенного в том, что через несколько минут он умрет.

— Дурак, — искренне сказал Кторов.

— Так что же, — ответствовал тот. — Зато теперь у меня нет слабости. Я свободен!

— Самому умирать еще страшнее, — угрюмо сказал Гнатюк.

— Вы знаете — нет, — трактирщик посветлел лицом. — Умирать самому значительно легче. Смерть — это черта, о которой страшно думать и которую совсем не страшно преступить. Куда тяжелее расстаться с тем, что составляло мою жизнь. Я — коллекционер. Вам этого не понять. Но не волнуйтесь, ваше поручение я выполнил в точности. Бандиты и революционеры — две стороны одной медали, но меня успокаивает, что вторые вооружены идеей, а это значит: однажды им надоест резать, и они придут к мысли, что мир живет созиданием. «Мир — хижинам, война — дворцам!» — лозунг хлесткий, не спорю, но к чему рушить дворцы, если они уже принадлежат тем, кто пока еще живет в хижинах?

— Арестовать тебя и все дела, — сказал Гнатюк. — Испортит ведь всю кашу, что мы заварили!

— Не надо, — возразил Кторов. — Я ему верю.

— Вы умный человек, — вздохнул трактирщик. — Только пока не можете разобраться в истинных и мнимых идеалах. Хотите музыку?

Специально для вас. Одну я все-таки оставил. Для души.

И поставил пластинку. Зашипела игла, и трактир заполнили звуки рояля. Мелодия была красивой, ее следовало слушать не здесь, ее следовало слушать ночью у моря, под шум набегающих волн, под звездами, возраст которых исчислялся миллионами лет, она поднималась и замирала, она умирала и вновь рождалась из бороздок, выдавленных машиной, мелодия была похожа на полет ночной бабочки, порхающей в черной пустоте.

— Дай-ка я и эту грохну! — шевельнулся Гнатюк. — Чего она одна осталась? Чистое сиротство!

— Тише, мой друг, — негромко сказал Кторов. — Это же «Аппассионата»! Любимая соната нашего Ильича!

Глава пятая

В сумраке грот действительно казался похожим на огромный человеческий череп. Особенно устрашающе выглядели кривые зубы валунов. В проеме, обозначающем отсутствующую переносицу, светились непонятные огоньки.

Второй день Кторова не оставляла мысль, что в своих исканиях он что-то упустил из виду. Казалось, где-то в стороне осталась разгадка важной тайны, но Антон никак не мог сообразить, что его так смущает. Днем, стоя у исполинской фигуры переправленного в подвалы Чк Голема, он чувствовал это особенно остро. Он разглядывал лоб Голема в поисках начертанных там знаков, но лоб был чист, а тайну знаков каким-то образом хранил христианский Бог. Ничего, что могло бы раскрыть тайну оживления чудовища, он в церкви не нашел, а пожилой поп с седой бородой и прозрачными голубыми глазами бесцветно смотрел на Антона, пожимая плечами, и было видно: он искренне недоумевает о причине такого пристального внимания к своей персоне.

И все-таки… Что-то было упущено, Антон чувствовал это, но чем разрешишь сомнения?

— Пошли, — позвал Павел Гнатюк. — Мигают вроде. Значит, так: вопросов лишних не задавать, с хозяевами ни о чем не спорить, глядеть всем на меня, как имеющего опыт общения. И оружием не махать, тут свои стрелки имеются!