Никто не приходил ко мне по ночам, чтобы приласкать или прикусить холку и назвать «дорогой». Полагаю, меня коснулось что-то странное, сделавшее странной и меня. Я приняла бы и бродягу низшего ранга, только они не могли перебраться через стену. Правда, у меня была моя Чува. Они приводила мне сначала своих детей, прося благословить, а потом и внуков, хотя они так и не понимали, кем я для них была. Их дети понятия не имели, что я все еще жива. Одиночество донимало меня сильнее, чем больные суставы, и я жаждала снова пуститься в странствия, забыть о душевной боли…
В табуне никто не говорил о Ливизе. Не упоминал ее имени. Временами прибегали наши оставшиеся на свободе названые братья, которых встречали радостными криками. Перед тем как двинуться дальше, они рассказывали о новых чудесах в прерии. Но мы и об этом скоро забывали.
Но как-то на закате я увидела совершенно необычное создание, пробиравшееся к нашей лагуне. Оно имело вид изящной и красивой молоденькой девушки с прекрасной фигурой, хотя и чрезмерно длинным туловищем. Она пила воду, а когда подняла голову, грива откинулась назад: верхняя часть лица, та, что над глазами, отсутствовала. Как ужасно видеть, что столь молодая девушка так изуродована! Она заржала, с надеждой и страхом, и я нашла слова утешения, а потом спросила, как ее зовут. Но она не могла говорить.
Лошадь. Я смотрела на чистокровную лошадь. Ногам стало холодно. Неужели они вернули и Предков?!
– Ливиза? – спросила я. Она подняла и опустила голову, и мне показалось, что создание знает это имя. Но оно вдруг испугалось, встрепенулось и ускакало в ночь, совсем как кто-то… когда-то.
Тут послышался шелестящий звук, словно разом тасовали тысячи карт. Из-за деревьев выступили десятка два таких же созданий и, наклонив длинные шеи, стали пить. Их ноги отгибались назад.
– Это Аква? – тихо спросили из полумрака. На фоне горящего неба мне был виден только силуэт двухголового высокого чудовища. Я с трудом распознала очертания винтовки.
Она обучила одно из созданий возить ее на спине. Теперь она всегда сидела прямо, а руки были свободны.
Я потеряла дар речи.
Где-то за деревьями прогрохотали повозки.
– Здравствуй, любовь моя.
Из меня вытекала кровь воспоминаний; непрерывный поток крови. Воспоминаний о ней: как она говорила, как пахла, как вечно заходила слишком далеко и как все эти годы я жалела о том, что не пошла с ней.
– Мы отправляемся на юг, найти Медведей и получить письменность. Хочешь с нами?
Я потеряла дар речи.
– Все совершенно безопасно. По пути мы купим им какой-нибудь еды.
Думаю, именно слово «безопасность» послужило спусковым крючком. Я смущенно и боязливо хихикнула. Напилась сладкой воды и последовала за ними. Мы обрели письменность, и теперь я могу записать все, что со мной случилось.
Перевела с английского
Татьяна ПЕРЦЕВА
Дерек КЮНСКЕН
НА ГЛУБИНЕ
Винсенту снова приснилось, как он плавает вместе с Мерсед в холодной темноте, поднимаясь к незнакомому солнцу. Он не видел этого солнца, потому что лучи проходили под воду лишь на двести метров. Если бы он разглядел хотя бы слабое голубое свечение, он бы уже умер, но его это не волновало. Винсент все равно хотел увидеть его – так, как обычно хочешь чего-то во сне. Сон закончился ничем. Потом ему снилась какая-то тарабарщина.
Проснувшись, Винсент стал вспоминать тот, первый сон. Он не думал о Мерсед уже очень давно. Воспоминания о бывшей подруге напоминали ему о недостатке мужества, не позволявшем последовать за ней.
Винсент находился в своей комнате, темной и холодной. Он ощущал катушки нагревателей – не их тепло, а электрический ток, который тек по ним, искажая магнитное поле. Чувство электричества, несмотря на то, что он обладал им с рождения, все равно казалось странным, неуместным. При пробуждении он всегда первым делом обращался к своему зрению.
Всю жизнь ему твердили: «Не доверяй инстинктам».
Глаза раскрылись, но ничего не увидели. Под слоем жира и мускулов, укрытые ребрами, у него внутри имелись два цилиндра, составленные из заряженных мышечных дисков. Идею этих электродисков позаимствовали у электрических угрей. Винсент пропустил через свой левый электродиск слабый ток. Сенсор в стене засек его и осветил воду, наполнявшую комнату, обнажая хлопья белой соли.
Винсент встряхнул свои уставшие жабры. На адаптацию к низкому уровню кислорода на океанском дне могли уйти месяцы. Ему советовали не торопиться, постепенно привыкать к своему новому дому, но не из-за этого он постоянно засыпал.