— Это на кой? — визитов к начальнику отдела майору Ильину участковый не любил. Так и жди какой-нибудь гадости.
— А вы, русские, нам, грекам, не докладываетесь, — название гордого народа Паша произнес с ударением на втором слоге.
— Ага, афинянин. А почему тогда твой дед Зяма в Тель-Авив свалил?
— Дежурный! — пульт у Граматикопуло заговорил голосом начальника отдела. — Аношкин прибыл?
— Так точно! Я ему, Иван Алексеевич, говорю, чтобы к вам шел, а он кочевряжится!
— А ну, Аношкин, в кабинет поднимись. Жду. — Ильин отключился.
— Иди, расист. Шеф тебя все равно еще на подходе к отделу из своего окошка спалил.
Аношкин вздохнул, поправил кобуру и пошел. На второй этаж в кабинет начальства.
Иван Алексеевич Ильин был человек большой, краснолицый, со стрижкой бобриком. Свой мясистый нос майор всегда держал по ветру, а глаза имел голубые и добрые.
— А-а, Серёжа! Ты проходи, проходи, чего встал. Присаживайся. Ну, как день? Замаялся?
«Мне кранты», — грустно подумал Аношкин, а вслух бодро ответил:
— Без особых происшествий, товарищ майор. Экипаж вызывал, они двух пьяных из парка увезли, и Лиходеев утром опять вещал, ведро зеленой краски на голову вылил.
— Чью голову?
— Ну, памятника. Возле речки.
— Целое ведро? Где ж он ее взял-то, поганец? Беда с этим генералиссимусом прямо. Хоть опять закапывай, да?
— Без надобности, товарищ майор. К следующему году ее все равно в песок затянет. Голову, в смысле.
— Ну да, ну да. Я ж тебя чего звал, Серёжа. Ты, слышал, в отпуск собираешься?
— Так вы сами рапорт в понедельник подписывали, я же по графику…
— Да ты не волнуйся так, — перебил обеспокоенного Аношкина Ильин. — Дело-то пустяковое, скатаешься в соседнюю область, в понедельник вечерком дома будешь. Финчасть хорошие суточные даст, а за выходные мы тебе отпуск продлим, да?
— Зачем в соседнюю? — хмуро поинтересовался Сергей.
— В Таёжное, детдом там, ребеночка одного отвезти надо.
— Ребеночка?!
— Девчоночка, двенадцать годков. Ее у нас из детприемника забрать и к ним, в Таёжное, сопроводить.
— Товарищ майор, — сухо заговорил Аношкин, — я участковый, причем здесь какая-то девчонка? И у нас в области свой детдом есть. Почему не к ним? А тетки в соцзащите, они все вымерли, что ли? И вообще, Свиридова у нас в детской комнате, пусть она везет, раз уж так надо!
— Ты не кипятись, участковый. Я тебе не теща, нечего орать. Вот так. А Свиридова в управлении, сборы у них. Вообще, в отделе людей нет, не тебе объяснять. На дамочек из соцзащиты ты тоже зря не гони. Не справятся они, девчонка с характером, все сбежать норовит. А ты же у нас орел! Десантник, отличник боевой и политической, лейтенанта вот получил! Так что давай, давай Серёжа. Скатайся, места посмотришь, на обратной дороге пивка попьешь…
— Не видел я там чего, — пробурчал Аношкин. — А почему все-таки в Таёжное?
— Заведение у них там профильное, да. Детки, они же разные…
— Так это… Она нормальная или как?
— Ну, все. Хватит. Давай в приемник, там познакомишься. Командировочные и суточные на двоих в финчасти получишь. Поезд у тебя, — майор глянул на часы, — через три часа. Можешь дежурку взять, к Светлане своей заедешь, скажешь. Свободен, лейтенант, я вас больше не задерживаю.
— Есть. — Аношкин по-строевому четко повернулся кругом и пошел к выходу. И уже взялся за аляповатую, под бронзу, дверную ручку, но Ильин его остановил.
— Ты оружие-то не сдал? И не сдавай, не сдавай. Вернешься, потом уже.
Злой, ничего не понимающий Аношкин трясся в дежурном «козле». Разговор со Светланой хорошего настроения не прибавил. Жили они вместе уже почти три года, собирались расписаться, чтобы уже все, как у людей. Только Светлана, владелица небольшого магазинчика на окраине Ладанца, терпеть не могла Сергеевой службы. «Ну, чего ты в своей ментовке нашел? — как всегда, заводясь с пол-оборота, спрашивала Светлана. — Увольняйся, вместе будем делом заниматься. Я ведь одна и с поставщиками, и с налоговой, и за прилавком. Девки воруют, с грузчиками сладу нет… А ты, блин, Анискин местный, с ал-кашней и идиотами всякими возишься!» Возражения Аношкина о том, что к коммерции он не приспособлен, а участок у него хороший, алкашей мало, идиотов вообще нет, если не считать Лиходеева, распаляли Светлану еще больше. Сейчас же, узнав о командировке, — а это значит, поездка к матери на дачу завтра срывается, дверь у нее на веранде останется не чинена, крыша на сарае не перекрыта, — повернулась и ушла в подсобку, зло хлопнув дверью.
В детприемнике сержант, отдавая сопроводительные документы, сочувственно спросил: