Потом картинка сменилась, меня на ней уже не было. Остались только незачеркнутый белый Володька и все сборище дьяволов — от дьяволенка до Черного. Вот Володька подпрыгивает, и все они тут же падают, не втыкаются в песок, а навзничь падают — все, от малыша до Черного дьявола, и все лежащие черточки начинают медленно таять. Тут же другая картинка: один белый Володька, зачеркнутый черным «х», и опять всеобщее падение с таянием.
Тревога, почти ужас. Почему-то вспомнились слова пьяного Морзи: «Что ты будешь делать, когда с твоими дьяволами разберутся?» Очень трудно было следить и за картинками в мозгу, и за верчением вокруг дьяволенка.
Наконец супердьявол распался, все участники заняли свои места полукругом, в центре по-прежнему высился дьяволенок. Мне показалось, что его распирает от гордости, просто показалось — никак он своей гордости не выказывал. Я просигналил ему что-то неразборчивое, он дернулся было, но остался на месте. Ити исчезла из виду.
— Это было незабываемо, — вдруг сказал Володька. — Даже жалко, честное слово. Прости, Серёжа.
И достал из кармана какую-то штуку. Я тут же выхватил ее у него, даже не разобравшись, что это такое. Это был пульт с одной кнопкой. Белого цвета.
— Вот, значит, какая спецаппаратура с шестого уровня, — сказал я.
В мозгу замелькали совершенно уже сумасшедшие роршахи,
но мне было не до них. Ребята еще до кризиса болтали, да я и сам знал, как легче всего уничтожить песчаного дьявола — элементарным мощным импульсом СВЧ. Судя по тяжести танкетки, импульсный генератор, установленный в ней, был способен убивать их на расстоянии нескольких десятков километров.
— Отдай! — сказал Володька. — Ты не понимаешь. Для тебя же, дурак, делаю.
— Нет, Володечка, не отдам. Сегодня ты никого убивать не будешь. Это Никитка тебе приказал?
За бортом замельтешило, замельтешило, но я не смотрел.
— Отдай, последний раз говорю. Я ж все равно без этого не уйду.
Странный был вид у Володьки в этот момент — решительный, мрачный, но какой-то уж чересчур страдальческий.
— Так вот зачем, Володечка, ты меня просил дьяволов показать, вот какая была нужна тебе терапия.
— И такая тоже. Ты не понимаешь. Отдай.
— Помнишь песенку? Жили два друга, друг и враг, друг был дурак, а враг…
И сразу все изменилось — Володька достал пистолет. У меня возникли трудности со зрением из-за мельтешения роршахов. Личное оружие членам экипажа не полагается, исключение — капитан, но до капитана экипажа Володька пока не дослужился, разве что подзадержался в капитанах своей спецслужбы.
— Значит, не напрасно тебя ребята подозревали. А я-то думал… очень талантливо ты страдал.
— Напрасно подозревали. Чистое совпадение. И ни черта я не притворялся. Отдай пульт и завяжем с этим.
— А то стрелять будешь?
— Буду.
Я ни секунды не верил в то, что он выстрелит.
— Ну-ну, — сказал я. — Стреляй.
И тут как будто все завизжало, взвыло вокруг, хотя никаких новых звуков я не услышал. За бортом стало темно. Я посмотрел: вся танкетка была залеплена стремительно вертящимися песчаными вихрями, роршахи ушли, их место занял темный и липкий страх. Я поглядел на Володьку — с ним что-то творилось. Рот был открыт, глаза зажмурены, по лицу стекал пот, пистолет, уже не Направленный на меня, трясся в его руке. Я понял: это не мой страх, а слабое эхо Володькиного.
Потом он вдруг замер, потом вроде как гавкнул… и поспешно выстрелил себе в рот.
За бортом сразу стало светло.
Я с трудом приходил в себя после шока. Рядом со мной лежал Во-лрдька с разваленной головой, я прикрыл ее своей курткой. Я по-прежнему мало что понимал, еще меньше, чем до того, как Володька выстрелил себе в рот. И я не очень хорошо помнил, что происходило потом.
Я помню, что сначала меня в чем-то обвиняли, а я кричал во все горло, что они убили моего друга, а малыш защищал меня, хотя даже намеком не помню, с чего я взял, что меня обвиняли или что малыш меня защищал. Я спросил, где Ити, малыш сказал: «Здесь», и я не знаю, как я понял его. Ити я так больше и не увидел. Потом я, старательно выговаривая слова, еще раз предупредил их, что оставаться им здесь нельзя, что наши, вместо того чтобы дружить с ними, объявили на них охоту. Про импульсный генератор им опять рассказал, про то, что они якобы плохо действуют на людей, причем действуют как будто через меня. Я очень много им рассказывал, и нужного, и ненужного, и про двоемыслие, и про кризис на Пойнте, и про первую высадку людей на Луне, я столько всего им нарассказал, настоящий словесный понос у меня случился. Я еще что-то продолжал рассказывать, когда вдруг обнаружил, что они уходят, уходят клином, как журавли, и откуда-то я совершенно точно знал, что они из этих мест уходят навсегда. Что ж, они народ кочевой, свободные, как ветер. Даже свободнее ветра.