План, составленный фон Моллером и Бриземаном, утвержденный фон Эссеном, был таков: флотилия, возглавляемая «Торнео», выходит в залив, идет к Шлоку, находит врага в одном из прибрежных селений, выбивает его оттуда и захватывает плацдарм, где высаживает пехоту. Немного погодя часть канонерских лодок, имея на борту артиллерию и как можно более боеприпасов, идет от Риги к Курляндской Ае через протоку, соединяющую Двину и Аю. Этот отряд движется незаметно и становится виден противнику уже тогда, когда во весь весельный мах понесется вверх по Курляндской Ае к Митаве — это в худшем случае, а в лучшем — подкрадется незаметно к северной оконечности длинного Замкового острова, на коем стоит дворец герцогов курляндских, ныне — ставка Граверта и Макдональда. Суда же, которые ходили к Шлоку и высадили там пехоту, уйдут к Риге. И к Митаве, только с другой стороны, к предместью, подойдет через Олай та самая высаженная на берег пехота, чуть более тысячи человек, под командованием Розена, усиленная персоной фон Эссена. И одновременно начнется штурм с реки и с суши. План, на мой взгляд, несколько несуразный и опасный, ну да что с немцев возьмешь…
Я размышлял о том, что война затягивается, и о противоречивых сведениях, поступающих из армии нашей, сидя у себя дома, на Господской улице, в редкий час досуга. Васька накрывал на стол. Постояльцы где-то пропадали.
— Барин, а барин, — позвал меня Васька.
— Чего тебе? — не слишком любезно спросил я.
— Верно ли, что лодки пойдут в рейд по старице?
— Верно, а тебе какая печаль? Васька выглядел смущенным.
— Тут я, барин, со здешними потолковал. Нельзя вам по старице идти.
— Это отчего же?
— Там под водой кто-то засел и балуется.
— Ну, ты, Василий, совсем с ума сбрел, — отвечал я ему. — Кто ж может под водой сидеть?
— Нечистая сила, барин, — не слишком уверенно доложил он. — И для чего ж ей лодки не пускать?
— Не знаю, барин, а только так говорят.
— Дурья твоя башка, — ласково сказал я ему. — Рассуди сам: прежде чем составить план действий, господа офицеры совещались, спрашивали тех, кто вдоль берега и по Курляндской Ае ходил. По старице решено двигаться, во-первых, для скрытности, а во-вторых, потому что в устье Аи песочные наносы, там даже канонерская лодка с ее малой осадкой проходит с трудом. А на сей раз лодки будут тяжело нагружены пушками и бочонками с порохом, не говоря уж о ядрах. К тому же уровень воды в реке то и дело меняется.
Вот сколь грамотен я стал, слушая в порту разговоры моряков.
— А тех, кто по старице ходил, тоже спрашивали?
Я прошу отметить, что оба мы с Васькой ни разу более не употребили слово «плавать» относительно флотилии, а только «ходить».
— Избавь меня, Василий, от своих нелепых рассуждений! — воскликнул я. — Уж, верно, спрашивали всех, кто имеет касательство к реке!
— Не по душе мне, барин, эта затея, — хмуро отвечал он.
А надо сказать, что Васька мой совершенно не склонен к меланхолии, и обыкновенно его щекастая румяная хитрая рожа выражает бодрость духа и готовность к проказам.
— Ну, хорошо, растолкуй внятно, что там за нечисть обитает в воде, — потребовал я. — Как зовется, откуда взялась, чем опасна. И какого черта ей не пускать наши лодки?
По роже Васькиной я понял, что начал не с того конца. И впрямь, он же с местными водяными и русалками не знаком и намерений их знать не может.
— Кто тебе наболтал все это? — спросил я попросту.
— Да перевозчики.
— И ты все точно понял? До такой степени по-латышски намастачился, что уж метафизические беседы способен вести?
— Так не первый же год, — сообщил он. — Я тех перевозчиков давно уж знаю, они мне приятели.
— Это новость! — воскликнул я. — С чего ж они тебе приятелями вдруг стали?
Васька жался, вздыхал, кряхтел, но на неотступные расспросы мои ответил наконец, что лодочники его взяли в долю.
Вот тут я оторопел. Я совершенно не мог себе представить, какое общее дело объединило двинское братство перевозчиков с моим шалым денщиком так, чтобы с того им шла еще и прибыль. Еще четверть часа я пытал его — и действительность превзошла самые отчаянные мои подозрения.
— Я им дохлых кошек поставляю, — признался Васька. — И собак также…
— О Господи! — вскричал я и перекрестился. Тут же в памяти моей всплыл давний разговор с соседом, утверждавшим, что Василий похитил его старого кота.
— Да на что вам, барин, все это знать? — со вспыхнувшей во взоре надеждой спросил Васька. — Право, незачем! Ничего дурного от того никому не было! А что у меня приработок завелся — так я же не пил, не безобразничал на те деньги!..