— Алексей, он нас подслушал! Он понял, что мы должны прийти к Митаве одновременно с пехотой! — воскликнул обычно спокойный Иванов. — Он хочет затащить нас, беспомощных, прямиком в объятия к неприятелю нашему!
Я вообразил, как примет неприятель одинокое «Бешеное корыто», вдруг подлетевшее к герцогскому дворцу в Митаве, и крякнул — прием мог оказаться избыточно горячим!
Бахтин велел самому голосистому из матросов выкрикнуть отставшим лодкам приказ — следовать за нами что есть мочи, посадив на весла всех, до последнего пехотинца. Я же устремился на нос «Бешеного корыта» — мне казалось, что где-то там обретается мой чешуйчатый злодей.
— Черт, эй, черт! Любезный черт! — звал я. — Оставь свои дурачества, покажись! Нам найдется, о чем потолковать!
Но он тащил и тащил лодку, которую сейчас с полным правом можно было назвать «Бешеным корытом» — всякий, видя, как несется судно с задранными вверх веслами, сильно бы о нем забеспокоился…
Никольский не потерял бодрости духа — напротив, он велел подготовить лаг и песочные часы. Вьюшку лага на всякий случай привязали, что впоследствии оказалось отнюдь не лишней предосторожностью! По команде лаг полетел за борт, и были перевернуты песочные часы. Я следил за этими действиями с немалым любопытством — отродясь не видывал, как меряют скорость на воде. Вьюшка завращалась с бешеной быстротой — если бы матрос, ее державший, не надел рукавицы, пришлось бы ее бросить, потому что от рукавиц пошел дым! По команде «стоп» рывок был такой, что матрос чуть не улетел за борт вместе с вьюшкой, ибо клин, который должен был выдернуться из лага и дать ему возможность повернуться вдоль потока воды, остался на месте, и лаг превратился в подобие плавучего якоря. С грехом пополам, чудом никого не утопив, лаг был выбран на борт, клин расхожей. И попытку повторили, на этот раз удачно.
— Четырнадцать узлов, такого просто не может быть! — доложил Никольский Бахтину.
Я смутно представлял себе, что это значит, но забарабанил кулаком в лодочный борт, призывая нашего самозваного бурлака остановиться и прекратить глупые шутки.
— Вы доигрались, Бушуев, — сказал Иванов, и это было куда весомее криков Бахтина.
Другие лодки пытались поспевать за нами, но безнадежно отстали. Все шло к тому, что мы с дьявольской скоростью подлетим прямо к Митаве, где сидит ждущий от нас всяких пакостей неприятель. А тут у нас две возможности, одна другой краше.
Или черт понесет нас прямиком — тогда, миновав заливные луга Замкового острова, первое, что мы увидим по правую руку, будет дворец, который исправно охраняется, в том числе и артиллерией. Все ж таки считается, что это главная квартира маршала Макдональда. Как только мы увидим тот дворец, караульные увидят нас — и лишь плывущие по воде щепки обозначат место, где только что было «Бешеное корыто».
Или же черт, зная тамошнюю местность, затащит нас в протоку между Замковым островом и собственно Митавой, что ненамного лучше — протока узка, нас исправно обстреляют из ружей и с острова, и из города…
А тут еще Калинин, поняв, что нам грозит, ударился в панику и попытался выброситься в воду, чтобы добраться до берега вплавь. Его схватили, но он так разумно объяснил свое намерение, что в лодке воцарилось молчание. Казалось, всем в голову пришла одна и та же мысль: а ведь это единственная возможность уцелеть…
— Не сметь! — приказал Бахтин, эту мысль угадав. И добавил потише: — Он недолго продержится на четырнадцати узлах, утомится и бросит свою дурацкую затею…
— Да вот ведь уже Кальнцем! — объявил в отчаянии Калинин. — До Митавы рукой подать!
Я эти места знал. От Кальнцема до Митавы было около трех часов рысью. Хороша же у купчины рука…
Честно признаюсь, и мне захотелось, кинувшись в волны, выплыть к пустынному берегу. Пока сабля моя при мне, бояться нечего. Это вам не бахтинский кортик длиною не более девяти вершков вместе с рукоятью слоновой кости.
Итак, «Бешеное корыто» неслось навстречу погибели своей, Бахтин с Ивановым и Никольским отчаянно совещались.
— Нужно поворачивать и таким образом гасить скорость! — требовал Бахтин.
— На четырнадцати узлах, коли не более? Да мы все из лодки вылетим к чертовой бабушке! — возражал Никольский.
— Лучше выбросить пару ведер! — подсказал благоразумный Иванов. И точно — матросы, найдя ведра, стали привязывать к ним шкертики.
Вдруг мы услышали дикие звуки. Казалось, взревел раненый лев, или слон, или иная крупная и злобная скотина. И лодка наша, в течение нескольких секунд замедлив ход, остановилась.