Мэтт посмотрел в темноту за стеклом, словно надеялся увидеть там что-то важное.
— Край у нас пустынный и одинокий, — сказал он. — Самая большая загадка тут — «почему?». Ответ может крыться в мистике двойников, а может быть простым: человек обращался к прошлому за счастливыми воспоминаниями. По всякому выходит, что один брат умер, а второй продлял его жизнь, живя не только за себя, но и за него. Только подумай, сколько надо было спланировать, какие финты проворачивать, обманывать самого себя. Вспомни, как часто менялись роли. Наверное, настал момент, когда этот одинокий человек уже не помнил в точности, кто он.
Ответ был прост, и вдруг я понял… Джесси или Джонни гоняли по дорогам, чтобы найти то, что на них потеряли. Они потеряли родителей и друг друга. Но я ни слова, черт побери, не обронил. Я злился на Мэтта, но старался его простить. Он, как мог, справлялся с горем и, наверное, не знал лучшего способа.
— Поэтому он выдумал Пса Дороги, — говорил тем временем Мэтт. — Чтобы разделить две личности. Пес Дороги — метафора, которой он мог бы гордиться. Возможно, дамочек это сбило бы с толку, но не родился еще мужик, который не понял бы.
Я вспомнил длинные ночи и длинные шоссе. Изъяна в его логике не было.
— В то же время, — продолжал Мэтт, — метафора была на руку близнецам. Они могли играть в дорожные игры с невинностью детей, возможно, даже воспроизводить воспоминания о том времени, когда их родители были живы и мир казался счастливым. Джонни был Псом Дороги, а Джесси за ним гонялся, и, помоги нам бог, мы тоже. Это была потрясающая метафора.
— Если она была так чертовски хороша, то почему обернулась скверно? — спросил я. — Весь прошлый год Джесси как будто бегал от Пса.
— Метафора стала захватывать реальность. Близнецы ополчились друг на друга. Я наблюдал, что происходит, но не мог понять сути. Джонни Стилл старался захватить Джесси, а Джесси старался захватить Джонни.
— Но ведь у них долго получалось жить в мире, — возразил я, — а потом вдруг нет. Что разрушило это равновесие?
— Наша собственная вера, — отозвался Мэтт. — Мы все поверили в Пса Дороги. Поверив, мы придали сил Джонни.
— И Джесси ему сопротивлялся?
— С успехом. Весь год, когда Джесси вылетал с ревом из города, катался по окрестностям и с ревом же возвращался, я считал, что это проблема Джесси. А теперь мне кажется, что Джонни старался вырваться, вернуться на дорогу, а Джесси тащил его назад. Это была борьба межу реальными людьми, возможно, титанами в самом старом смысле слова, и уж конечно, ни один из них суррогатным не был.
— Ну, решал мужик свои проблемы.
— Это самый простой ответ. Мы не знаем, что творилось с Джонни, — сказал Мэтт. — Но мы знаем кое-что о том, что творилось с Джесси. Он старался любить женщину, Сару, и потерпел поражение. Он потерял собак — как будто пустяк, если забыть, что, кроме них, у него никого не было. С поражением Джесси боролся при помощи другой метафоры, символа, которым стало это чертово кладбище.
Голос Мэтта охрип. Он удерживал горе в себе, но оно прорывалось. Мне удалось его простить.
— Думаю, кладбище было своего рода ответом Джонни или отпором собственной уязвимости. Джесси нужен был символ. Он старался защитить тех, кого любил, и не смог. Он не смог даже защитить любовь к своему брату. Кладбище было последним оплотом этой любви. — Мэтт, казалось, вот-вот расплачется, и я сам был к этому близок. — Машины вреда не причинят. Только неумелое вождение. Кладбище — символ защиты того немногого, что можно защитить. Ничего дурного это о Джесси не говорит, зато много печального о всех нас.
Я притормозил, чтобы свернуть на участок Джесси. У фургончика стоял «олдс» Майка. Внутри горел свет, но кругом была кромешная тьма.
— Чтобы побороть одиночество и страх, люди создают себе самые разные миры, — сказал Мэтт. — Придумывая их, мы что-то берем и что-то отдаем. Невольно спрашиваешь себя, сколько отдали Джесси и Джонни, чтобы взять ту малость, какую имели.
Когда мы вышли из «крайслера», задул северный ветер и пробрал меня до костей. Луна освещала таблички и надгробия, но не давала прочесть надписи. Майк раскочегаривал бульдозер. Он чихал и бормотал, в темноте чувствовал себя лучше всего, и Майк это знал. Фары он не включил. Где-то далеко на трассе-2 взревел мотор, завизжали шины, и шепотки моторов среди гробниц словно вторили им эхом. Майк стоял огромный, как гризли.
— Я лошадей пристреливал, которые выглядели здоровее вас, ребята, — сказал он хрипловато.
— Это противозаконно, — Мэтт махнул на бульдозер.
— А никто иного и не говорил. — Майк готов был к схватке, если потребуется. — Кому не нравится, может повернуться и уйти.