— Э, что? — ошеломленно спросил Василий Ильич.
— Вижу, вы впервые в нашем заведении, — продавец улыбнулся, не размыкая губ. — И вы не из моих сородичей. Но наш товар нужен многим. У нас отличный выбор. Имеется свежий продукт из Ирака, Сомали, с Балкан… Если предпочитаете выдержанный, то есть смысл взглянуть… Прошу за мной.
Чувствуя себя внутри фильма Дэвида Линча, который сколько ни гляди, все одно ничего не поймешь, Василий Ильич пошел за продавцом. А тот привел его к прилавку и стал вынимать из-под него запыленные бутылки без этикеток, бормоча при этом всякую ерунду:
— Галиция, тысяча девятьсот шестнадцатый год. Очень рекомендую. Для обрядов — самое то. А вот это — Испания, тридцать шестой… Вот Германия, сорок пятый, но это очень уж банально…
Во всех бутылках плескалась густая багровая жидкость.
— Я, пожалуй, пойду… — слабым голосом проговорил Василий Ильич. — Я не уверен… еще не определился…
— Конечно, — кивнул продавец, и на бледной физиономии отразилось легкое сожаление. — Но если что — заходите. Мы всегда рады клиентам. Сделаем вам дисконтную карту…
Василий Ильич кивнул и заторопился к лестнице. Выбравшись на улицу, он с наслаждением глотнул свободного от кислой вони воздуха.
Мимо проехал огромный, точно катафалк, «мерседес», а затем сверху упало неяркое свечение. Василий Ильич задрал голову, чтобы посмотреть, что сверкает, и замер с открытым ртом.
Между домами, неспешно взмахивая белоснежными крыльями, летел ангел.
Он был хорошо виден на фоне блеклого зимнего неба. Лыжная шапочка, длинное белое пальто, из-под которого торчали ноги в туфлях. Задумчивое молодое лицо, улыбка и кейс, наручниками пристегнутый к тонкому запястью.
Свет испускали крылья, огромные, золотистые.
— Ой, — сказал Василий Ильич.
— Чего замер, папаша? — буркнул кто-то рядом, его толкнули в бок.
Василий Ильич отступил к стене, пропуская группу подростков. И совершенно не удивился, обнаружив, что из-под куртки одного из них свисает хвост, тонкий и серый, с белой кисточкой на конце.
Удивление в организме закончилось, выкипело, как вода из забытого на плите чайника.
А когда Василий Ильич поглядел в сторону собственного офиса, то на смену изумлению пришел страх. Петрович, стоявший около крыльца, разговаривал с двумя похожими друг на друга мужчинами. Они были без шапок — блестели чисто выбритые макушки, чернели пятнышки татуировок на затылках. С широченных плеч свисали бликующие, полупрозрачные плащи.
Ничего жуткого или опасного в чужаках вроде бы не было, и все же они вызывали страх…
Василий Ильич сглотнул и подумал, что такими темпами он останется без обеда. Торопливо развернулся и пошел к пешеходному переходу, за которым на другой стороне улицы расположен суши-ресторан «Харакири».
В него Василий Ильич обычно ходил днем.
Он постоял на светофоре, глядя на поток машин, где между привычных «тойот», «пежо» и «фордов» виднелись громоздкие, уродливые чудища на паровой тяге или вовсе с парусами. Перебрался через улицу, стараясь не смотреть по сторонам, и мимо швейцара, одетого в японскую одежду, вошел в «Харакири».
Обнаружив, что тут все так же, как раньше, Василий Ильич испытал немалое облегчение.
Усевшись за любимый столик, он сделал заказ, добавив к бизнес-ланчу кружку зеленого бамбукового пива. Расшатанные за последние тридцать минут нервы требовали успокоения. Сакэ будет слишком, а вот пиво к вечеру выветрится, и можно сесть за руль и поехать домой…
Суп-мисо показался слишком острым, салат с креветками — безвкусным, зато пиво приятно освежило.
— Мне все почудилось, — шептал Василий Ильич, шагая к выходу. — Сосулька виновата. Такое бывает. Сейчас я выйду, и…
Слова застряли у него в горле, когда через стеклянные двери «Харакири» он увидел, что на противоположной стороне улицы ждут зеленого света двое лысых, что беседовали с Петровичем. Люди обходили их, будто не замечая, и полупрозрачные плащи колыхались на ветру.
Василий Ильич понял, что лысые ищут его, идут по его следу. Вернулся угасший было страх, сердце болезненно дернулось. Захотелось закричать во все горло и побежать куда угодно, лишь бы подальше…
Отогнав глупое желание, Василий Ильич развернулся и, заставляя себя двигаться медленно, пошел к туалету. Заперся в кабинке, словно хлипкая дверь с почти игрушечным засовом могла удержать преследователей. Глянул в зеркало и обнаружил, что бледен, как покойник, и что глаза испуганно бегают.