— Нужно помочь? Что-нибудь достать? Лекарство?
— Не то… Сегодня придет Рихеза. Это последний раз. Она не должна была… понимаешь, скоро осень. Но мы с Лёшкой очень просили, и она сказала, что попробует. А она всегда… если обещает… А я не могу. Ты единственный, кто ее видел, то есть… В общем, я хочу, чтобы ты объяснил ей, почему я не смогла. Лёшка — он маленький…
— Это так важно?
— Да.
— Хорошо.
Женя кивнула и быстро побежала по лестнице. Я понимал ее состояние — но зачем об этом обязательно докладывать Рихезе?
Во дворе стояла «скорая». Врач и Женя вывели под руки пожилую женщину. Это выглядело негативом привычной картины — двое поддерживают среднюю. Они сели в машину. Я махнул им рукой. У котельной стоял Лёшка и быстро-быстро моргал глазами — видимо, боялся расплакаться. Конечно, все это было тяжело. Но я еще не знал, что нахожусь накануне самого сильного потрясения в своей жизни.
Мне так и не удалось зафиксировать появления Рихезы. Просто я сидел на скамейке и услышал за спиной, совсем рядом, шаги. Значительно быстрее среагировал Лёшка. С криком «ура!» он проскакал мимо меня, и когда я обернулся, они подходили ко мне, причем Рихеза положила пацану руку на плечо.
Она молчала, однако молчание ее заключало в себе вопрос. Я изложил суть происшествия. Она слушала, покачивая головой.
— Ну вот и все, — сказала она, когда я закончил. — Значит, не получилось.
— Как это все! — Лёшка дернулся под ее рукой.
— Ты же знаешь.
— Мы… не пойдем? Не пойдем? — Он заговорил скоро и с отчаянием. — Но ведь это в последний раз! Ты же обещала!
Она не ответила, и тогда Лёшка заплакал. Он плакал тихо и безнадежно, как редко плачут дети, и обычно, когда их никто не видит. Слышать это было мучительно, но еще мучительнее было смотреть на лицо Рихезы. Похоже, она вообще не могла переносить чужих слез.
— Рихеза! Может быть, вы объясните мне, что случилось?
— Этого нельзя объяснить.
— Не можете? Или запрещено?
Она впервые взглянула на меня внимательно. Может быть, впервые заметила.
— Нет. Не запрещено. Просто никто не поверит.
Лёшка перестал плакать. Он склонил голову набок. В глазах его странным образом читалась надежда.
— Хочешь, я пойду с вами? — спросил я у него. — Да!
— Нет, — оборвала Рихеза.
— Почему?
— Ты не знаешь, куда, — сказала она.
— Рихеза! Объясни ему! Ему можно! Он добрый… Она села на скамейку, задумалась.
— Женя ведь говорила с тобой обо мне, — сказала она полувопросительно-полуутвердительно.
— Говорила, но не совсем о тебе. О своей подруге, на которую ты похожа. Стихи читала… что-то там о двух мирах… или про удвоенный мир…
— Она думала, ты поймешь.
Я молчал. Было пусто и холодно в груди. И тихо.
— Этот мир… куда вы уходили… там есть море… и замки…
— Там есть моря, и замки, и многое другое, чему для тебя нет обозначения. Любая реальность, какую ты выберешь, будет тебе предоставлена. Нужно только уметь ее построить. Там нет философии, науки, искусства — в вашем понимании. Все это заменяет построение реальностей. Не виртуальных, как это нынче принято у вас обозначать. Настоящих. И это умение там доведено до совершенства. — Неясная горечь послышалась мне в ее словах.
— Не понимаю тебя.
— Не веришь.
— Нет. Не понимаю. Но продолжай, пожалуйста!
— Есть действительность общая, а есть индивидуальная. Строить свою реальность — это и труд, и творчество, и развлечение… Этот мир существует. Он рядом. Он вокруг вас. Вы проходите через него. — Она сцепила пальцы: — …Как правая и левая рука, твоя душа моей руке близка… но вихрь встает, и бездна пролегла от правого до левого крыла…Я говорила, что там нет искусства. Но есть вещи, которые только искусство и может объяснить. Поэты всегда это чувствовали, особенно русские… О, вещая душа моя! О, сердце, полное тревоги! О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!
— Рихеза! Ведь время уходит! Это Лёшка напомнил о себе.
— Подожди! Но если там так хорошо, то что ты делаешь здесь?
— Что делаю? В вашем языке нет таких слов. Либо чересчур научно. Либо вычурно. Либо обидно. Как называется человек, лишенный свойств, присущих большинству населения, и, наоборот, наделенный другими, которых те лишены? Я не умею моделировать реальности. Но я могу переходить из одного мира в другой. Нет, я не одна такая. И мы не изгнанники. И в правах мы не урезаны. Просто у нас другая работа.