Что же делать, подумала Мэри в отчаянии. Возвращаться домой, к матери? Но от одной мысли об этом внутри у нее все переворачивалось. Как могла Китти оставить ее одну? Как она могла?!
И Мэри продолжала сидеть за столом, бездумно наблюдая за двумя возчиками, которые пытались взгромоздить на телегу большой квадратный сундук. Внезапно из-за запряженных в телегу лошадей показался третий человек, который, судя по его жестам, отдавал возчикам какие-то указания. Мэри скользнула по нему равнодушным взглядом и вздрогнула, узнав Виктора.
Не теряя ни секунды, она вскочила и выбежала во двор. Франкенштейн заметил ее, только когда Мэри была уже совсем рядом.
— Мисс Беннет?
— Как хорошо, что я застала вас здесь, мистер Франкенштейн. Мне сказали, что вы, возможно, уже уехали из Мэтлока. Я хотела бы поговорить с вами наедине. Надеюсь, вы можете уделить мне несколько минут?
— Да, конечно, — ответил Виктор, но как-то не слишком уверенно. Впрочем, он быстро справился с собой. — Когда закончите, ждите меня здесь, — велел он возчикам и снова повернулся к Мэри. — Тут неподалеку есть старая церковь. Там нам никто не помешает. Если вы не против, давайте отправимся туда, хорошо?
Мэри согласно кивнула, и они, пройдя по главной улице, свернули в ворота тихого, утопающего в зелени сада при церкви святого Эгидия. Солнце начинало понемногу клониться к закату, и его косые лучи просвечивали сквозь величественные, как собор, облака, собиравшиеся вдали, над вершинами Авраамовых холмов.
— Вам известно, что произошло с моей сестрой? — спросила Мэри без всяких предисловий.
— О да, я читал некролог в газетах. Это ужасное несчастье! Я собирался при первой возможности отправить вам письмо с выражением соболезнований. Поверьте, я от души сочувствую вашему горю, Мэри.
— Я не об этом… — отмахнулась она. — Эта тварь, которую вы создали, это ваше… существо. Оно…
— Я, кажется, просил вас никому о нем не рассказывать! — Франкенштейн с негодованием выпрямился.
— И я держу свое слово, пока держу, но… Оно украло тело Китти. Франкенштейн заложил руки за спину и, слегка покачиваясь на каблуках, в упор посмотрел на нее. Его взгляд был безмятежен и ясен.
— Вы меня удивили… — медленно проговорил он. — Для начала скажите, что заставило вас прийти к подобным выводам?
Его спокойствие задело Мэри за живое. Неужели это тот самый человек, который столь безутешно рыдал у нее в спальне и цеплялся за полы ее халата?
— А кто еще, по-вашему, мог совершить подобное? Франкенштейн слегка пожал плечами.
— Ему это ни к чему. Это существо ненавидит меня одного, и свою мстительную ярость оно способно направить лишь на тех, кто мне по-настоящему дорог.
— В ту ночь вы умоляли меня хранить молчание только потому, что испугались. Вам показалось, будто я знаю: именно ваше создание осквернило могилу несчастной Нэнси. И вы поспешили принять меры. Но зачем эта тварь выслеживала нас с Китти в лесу? Вряд ли это может быть простым совпадением.
— Если это существо действительно похитило тело вашей сестры, то оно сделало это по причинам, которые даже я не в состоянии представить. Очевидно только одно: ни один по-настоящему богобоязненный человек не может руководствоваться подобными побудительными мотивами. Я уже говорил вам о своем намерении сделать все, чтобы это существо больше не оскверняло собой мир живых. Можете не сомневаться — я не успокоюсь до тех пор, пока не доведу дело до конца. Что касается вас и вашей семьи, то пусть вас это не заботит — вам нечего бояться. — Франкенштейн потянулся к ветви плюща, оплетавшего стену сада, и, оторвав от него листок, принялся вертеть его в руках.
Мэри почувствовала себя совершенно сбитой с толку. Виктор казался ей разумным человеком, больше того — она знала, что он способен на настоящее, глубокое чувство. Однако то, что Мэри сейчас от него услышала, заставило ее всерьез задуматься еще об одной возможности, которую она до сих пор не допускала даже в мыслях.
— Боюсь, мистер Франкенштейн, вам не удалось меня убедить. Мне кажется, вы что-то от меня скрываете. Несколько дней назад вы рассказывали мне о горе, которое вы испытали, когда скончалась ваша матушка, и которое подвигло вас заняться вашими… исследованиями. Но если вы действительно открыли тайну жизни, то… разве не могло вам прийти в голову повторить свой успех и попытаться оживить Китти? Ваше стремление сохранить тайну мне понятно — вы можете бояться неудачи или всеобщего осуждения, которое, несомненно, обрушится на вас, как только станет известно, что вы дерзнули восстать против воли Провидения, но мне-то вы могли сказать!.. В конце концов, я уже взрослая, и я…
Франкенштейн выронил из пальцев листок и, крепко взяв Мэри за плечи, заглянул ей прямо в глаза.
— Мне очень жаль, Мэри, но я не могу оживить вашу сестру. Это не в моей власти. Лишенная души тварь, которую я создал в ослеплении гордыни, нисколько не напоминает человека, тело которого я использовал для своего эксперимента. Ваша сестра, я уверен, упокоилась в селениях праведных, и что бы я ни делал, я не в силах вернуть ее обратно.
— Значит, вам ничего не известно о том, куда могло подеваться тело Китти?
— Увы, в этом отношении я не могу быть вам полезен.
— Но мой отец и мать… они ужасно расстроились.
— Они могут утешаться воспоминаниями о вашей сестре — о тех временах, когда она была жива. Точно так же и я нахожу утешение в воспоминаниях о моем дорогом брате Уильяме и о несчастном, оклеветанном и навеки опозоренном Жюстене. — Он опустил руки. — Идемте, мисс Беннет. Нам пора возвращаться.
Но Мэри не смогла даже сдвинуться с места. Вместо этого она разрыдалась, и Виктор, шагнув вперед, прижал ее к себе. Мэри долго плакала, припав к его груди, потом вытерла слезы, позволила взять себя под руку и отвести назад на постоялый двор. Она знала, что как только они окажутся там, Виктор уедет, и они никогда больше не увидятся. А между тем его рука, поддерживавшая ее под локоть, была такой теплой и надежной, что Мэри готова была умолять его остаться.
Или, в крайнем случае, взять ее с собой…
Когда они вернулись к таверне, Мэри увидела, что нагруженная сундуками и ящиками телега стоит у обочины, а сами возчики сидят в зале с кружками пива в руках. Это в общем-то непримечательное зрелище почему-то очень рассердило Виктора.
— Я, кажется, сказал вам, что мои сундуки нельзя держать на солнце! — обрушился он на возчиков.
— Извините, сэр. — Старший возчик отставил кружку и поднялся. — Мы сейчас все исправим.
— Поскорее, пожалуйста.
Пока он говорил, к воротам постоялого двора подкатил вечерний дилижанс, который должен был вскоре отправиться в путь.
— Вы и мистер Клерваль уезжаете сегодня? — спросила Мэри.
— Да. Как только Анри вернется из отеля, мы отправимся в Озерный край{10}, а оттуда — в Шотландию.
— Говорят, там очень красиво.
— Боюсь, мне будет не до красот. Бремя моего преступления продолжает тяготить меня, и я вряд ли смогу сбросить его со своих плеч, пока не исполню то, что должен.
Мэри кивнула. Ее сердце заныло от непонятной тоски, и она, не в силах и дальше сдерживать свои чувства, проговорила:
— Скажите, Виктор, вы… я когда-нибудь увижу вас снова?
Франкенштейн отвел взгляд.
— Боюсь, мисс Беннет, что это маловероятно. В настоящее время все мои помыслы заняты тем, чтобы уничтожить чудовище, которое я сам же создал. И только когда эта задача будет успешно решена, я смогу вернуться домой и жениться на моей кузине Элизабет.