— Пока что это моя любимая часть работы — я сижу и разглядываю наряды… и все это ради науки.
Лорен подергала меня за рукав. Я дал ей знак, чтобы она пошла за мной — я направлялся в биохимическую лабораторию, где выращивал нуклеотиды. Когда мы вошли в лифт, я потянулся к кнопке этажа, где располагалась биохимическая лаборатория. Но Лорен мягко перехватила руку и направила мой палец к кнопке инженерного этажа.
— Мне надо вам кое-что показать, — сказала она. — Ничего личного, шеф, но этот проект следовало бы с самого начала возглавить женщине. Мы разрабатываем меняющую форму одежду для женщины, но вы продолжаете мыслить категориями мужской одежды.
Я понял, что Лорен имеет в виду некий неучтенный мною фактор, но какой именно, догадаться не мог. Поэтому я спросил прямо:
— Мужская одежда, женская одежда. Рискую задать дурацкий вопрос, но все же спрошу: в чем разница?
— О, отличий много. Мужская одежда всего лишь прикрывает тело… или позволяет ему выпячиваться, как предпочитают некоторые.
Глаза Лорен скользнули по моей талии, и я подтянул живот. Она продолжила:
— Женская одежда включает физическое напряжение, чтобы изменить форму тела внутри нее. Жесткие вставочки здесь, проволочки там, ну, может быть, и высокие каблуки для полноты картины. Разница очень тонкая, но у женщины одетой и женщины раздетой форма тела разная: некоторые его части сдавливаются, растягиваются или сжимаются так, как мужчинам никогда не догадаться.
— И ты утверждаешь, что это важно? — уточнил я.
Лорен улыбнулась, словно выдавая женский секрет:
— Я вам скажу нечто такое, чего женщины обычно мужчинам не рассказывают. Когда я иду на свидание в плотно облегающем платье и в колготках, то осознаю каждую часть своего тела… потому что ощущаю, как одежда сдавливает его повсюду — облегая меня, определяя меня, — и это позволяет мне ощущать себя сексуальной, могущественной и полной хозяйкой ситуации. Одежда немного утягивает мне то, что я не хотела бы демонстрировать, и слегка прибавляет в тех местах, которые я намеренно хочу подчеркнуть… и это дает мне чувство уверенности. У меня ничего не болтается там, где я этого не хочу. То же самое и с обувью. В обуви на плоской подошве я хожу совершенно иначе, чем на высоких каблуках, и причина тут не структурная, просто я ощущаю себя иначе. Поверьте, Нат, большинство женщин ощущают себя сексуальнее в одежде, чем без одежды, ведь платье помогает им выбирать себе тело. Это чувство очень важно для некоторых женщин… большинства женщин. Но я слежу за каждым этапом вашей работы, Нат, и вы не вложили это ощущение в ваши уравнения.
Лорен была права. Я тренировал нуклеотидные цепочки расщепляться и воссоединяться в ответ на двоичные сигналы, обучая их логические элементы считывать последовательности нулей и единиц, передаваемых от АЦП, который регистрировал ЭОГ-реакции глаз Сары и энцефалограммы, передаваемые с ленты на ее голове. Все эти усилия были направлены на то, чтобы заставить наноткань разрезаться и менять форму в ответ на формы и фасоны, возникающие в голове Сары. Но Лорен заметила то, что я упустил: с какой бы скоростью наноткань ни меняла форму, она продолжала оставаться куском ткани… она лишь прикрывала тело, и все.
— Нам нужен материал, — сказала Лорен, — способный воспроизводить несколько уровней твердости и эластичности: вещество, способное воспроизвести шорох нейлона на бедрах Сары и твердую опору трехдюймовых каблуков у нее под пяткой, причем одновременно.
— И что ты предлагаешь? — спросил я Лорен, когда двери лифта с шипением разошлись и мы вышли в инженерную лабораторию.
Наверное, Лорен хакнула мою базу данных, потому что сразу подошла к моему терминалу и начала выводить схемы, которые я никогда прежде не видел: молекулярные структуры, которые я с трудом анализировал.
— Работали когда-нибудь с электрореологическими жидкостями? — поинтересовалась Лорен, прокручивая на экране структуры нескольких молекул. — Взгляните-ка на эту: суспензия в силиконовом масле частиц полиэтиленоксида с сетчатой структурной матрицей. Эта сетчатая матрица почти точно такая же, как у нуклеотидных нитей, использованных в вашей наноткани.
Я кивнул:
— Верно, но только мои нанонити не используются в виде суспензии в силиконовом масле. Жидкая основа не подходит, Лорен. Я не могу допустить, чтобы Сара явилась на банкет в платье, которое течет.
— Ладно, Нат, — улыбнулась Лорен. — Но взгляните-ка сюда: когда ЭРЖ помещают в электрическое поле — хватает всего нескольких микровольт, — она превращается из жидкости в твердое вещество… причем эластичное вещество… менее чем за микросекунду.
И Лорен провела демонстрацию. Я смотрел на ЭРЖ. Сперва это была мутная коричневато-серая жидкость. Внезапно, повинуясь команде Лорен, она встала по стойке смирно и превратилась в дрожащий комок протоплазмы, потом снова расплавилась в жидкость, когда Лорен выключила слабый ток. Лорен показала, как, изменяя полимерный компонент ЭРЖ, она может влиять на ее эластичное состояние, делая бывшую жидкость гибкой, будто латекс, или твердой, словно корсет из китового уса.
— Идеально подходит как основа для целой линии нанотехнологических корсетов, — с гордостью подвела итог Лорен.
— И как скоро я смогу увидеть этот эффект в рабочих образцах? — спросил я.
— Я, право, думала, что вы никогда не спросите, шеф. Я уже приготовила два разных полимера: 40 процентов этиленоксида в матрице с 60 процентами диметилсилоксана. У меня руки чешутся познакомить их с вашими нуклеотидами.
Таланты Лорен начали меня изумлять:
— А я-то полагал, что мы взяли тебя на работу как практиканта-компьютерщика.
— Правильно. Но спорю на что угодно — вы не знали, что у меня наполовину готова докторская по биохимии.
Я вошел в систему со своим паролем и разослал по локальной сети служебную записку, уведомляя все соответствующие отделы, что Лорен получила от меня разрешение создавать перекрестные культуры ее ЭРЖ и моих нуклеотйдов. А заодно и поменял все свои пароли — просто на тот случай, если Лорен снова захочется покопаться в моих базах данных. Ее инициатива произвела на меня впечатление, но мои личные данные — это только мои данные.
— Ладно, — подвел я итог. — Держи меня в курсе работ с культурами ЭРЖ. Только проследи за тем, чтобы хотя бы две партии моих нуклеотидов остались неизмененными, соответствующими моим исходным параметрам. Если что-то пойдет не так, я хочу сохранить первоначальный рецепт своей нанонити. Так, для подстраховки, чтобы было с чем начать сначала.
— Да что может пойти не так? — снова улыбнулась Лорен.
— Этот вопрос задавал каждый лаборант… как раз перед взрывом, — ответил я.
Потом вернулся к лифту и нажал кнопку этажа лаборатории биохимии.
Пока лифт ехал, я мысленно просмотрел список текущих дел. Мы все еще не испытали наноткань на токсичность по отношению к человеческой коже. А я не мог подвергнуть тело Сары прямому контакту с непроверенным веществом. Я планировал запустить компьютерные симуляции контакта наноткани с виртуальной репликой человеческой кожи, а затем испытать настоящую наноткань в контакте с лабораторными культурами кожной ткани. Если эти проверки завершатся успешно, я планировал испытать образец наноткани в контакте с кожей человека-добровольца. А поскольку я не искал добровольцев, оставался единственный кандидат — я сам.
Когда я вошел в помещение с регулируемой температурой, где стояли баки с культурами нуклеотидов, то почувствовал — что-то не так. Спиной ко мне сидели два лабораторных халата и сшитый на заказ костюм. Я узнал Сару и Грега. Потом шикарный костюм повернулся, и я увидел самодовольное лицо Барта Риджфилда. Теперь я точно знал — тут что-то не так.
— Что здесь происходит? — Я пронзил взглядом Сару и Грега. — Вам сейчас полагается сидеть в проекционной и работать с изображениями. — Я обратил пылающий взгляд на Риджфилда. — Поскольку я директор лаборатории, не соизволите ли вы ответить, почему вы здесь без моего разрешения?