Повернувшись к Колину, он сказал:
— При всей примитивности нашей лаборатории мы все-таки сумели провести одну пионерскую работенку.
Колин с сомнением посмотрел на принтер.
— Это наше наследие, — заметил Бинг. — Ты прав, новизной не блещет, однако есть нечто приятное в том, что после него можно пришпилить к стене готовый график.
— А пока, — заявила Катя, — можешь просвещать его в своем кабинете. Мне нужно прокалибровать передатчик до того, как Джейк вернется с азотом. — Она улыбнулась Колину. — Охотно пообщаюсь с вами попозже.
Бинг поднялся:
— Любезная ты наша. — И, обращаясь к Колину, сказал: — Лучше пойдем к тебе. У меня там полный кавардак. А заодно помогу тебе распаковаться.
— Я бы сказал, что вам следовало проявить больше радости, — проговорил Колин, поднимаясь к себе на этаж вместе с Бингом, — все же вы обнаружили свидетельство существования внеземного разума.
— А я боюсь радоваться, — проговорил Бинг. — Нас уже разок опозорили. Мы уверены в том, что устранили все возможные причины ошибок, однако… — Он пожал плечами. — Катя чуть не умерла со стыда — и поэтому она сейчас держится так осторожно. Просто здорово, что мы тогда не оповестили обо всем прессу.
— И поэтому вы не спешите делать это теперь, — сказал Колин. — Верно?
— Именно, и еще потому, чтобы проект не отобрали у нас, как только пошли первые результаты, и мы могли бы надеяться на разговор с инопланетянами.
— Кстати, об этом самом разговоре, — заметил Колин. — Ты, наверное, шутил, когда говорил, что запаздыванием сигнала можно пренебречь.
Бинг покачал головой:
— Я не шутил.
Чтобы не потерять нить разговора, Колин замедлил шаги по ступеням:
— Однако Эйнштейн утверждал, что ничто, даже информация, не может превысить скорость света.
— Ну… да, а с другой стороны — нет. — Бинг не то хрюкнул, не то усмехнулся. — В физике приходится быть очень и очень осторожным с подобного рода утверждениями. Получается, что Вселенная может воспользоваться любым обнаруженным ею отверстием.
— Но какое это имеет отношение к скорости света?
— То, что ничто не может превысить скорости света, сперва понималось как условие, относящееся к материи. — Слова Бинга звучали в такт его шагам по ступеням. — Однако далекие галактики в нашей Вселенной на самом деле движутся быстрее света. Конечно, они движутся прямо от нас, и мы не можем увидеть их свет.
Он глянул через плечо, словно бы проверяя, следует ли за ним Колин — плотью и мыслью, — а затем продолжил:
— И тогда некоторые специалисты стали утверждать, что идея относится к информации.
Они прошли через пожарную дверь на четвертый этаж.
— Но квантовая запутанность, — продолжил Бинг, не переводя дыхания, — подразумевает мгновенное распространение информации странного свойства. Поэтому сейчас говорят, что никакое сообщение не может быть передано со скоростью, большей скорости света, — Бинг сделал паузу, пока Колин открывал дверь в кабинет, — но даже здесь есть место для хаоса.
Следом за Колином Бинг вошел в кабинет, торопливо осмотрелся и рассмеялся:
— Это я не по поводу беспорядка на твоем столе.
— Спасибо за снисхождение, — проговорил Колин, расчищая кресло для Бинга.
Присев, Бинг продолжил с детским энтузиазмом:
— Во всяком случае, если информация стохастична по природе, а это означает, что мы не можем оставаться уверенными в содержании послания, тогда возникает возможность сверхсветовой связи. Однако конфигурация большой бреши, которой пользуется проект «Дальняя связь», подразумевает, что если приемник сообщения не может определить места, откуда оно пришло, значит, передатчик должен перемещаться быстрее света.
Обойдя вокруг стола, Колин подошел к своему креслу.
— В это трудно поверить, — сказал он, садясь.
— Такой вывод не противоречит теории Эйнштейна, — проговорил Бинг. — Тахионы и все такое.
— Ты хочешь сказать, что тахионы действительно существуют и вы на самом деле способны обнаруживать их и манипулировать ими?
— Ну нет. Не прямым образом. Однако закон Гелл-Манна утверждает, что, если физика не запрещает какой-нибудь процесс, он должен существовать. — Бинг рассмеялся. — Гелл-Манн выдвинул это предположение в порядке шутки, однако оно позволило предсказать существование кучи всякого добра.
— Добра? — переспросил Колин.
— Такого, как тахионы. Теоретически они реагируют с гравитонами, и только с ними. И тогда… — Бинг распростер руки. — Используя сфокусированные когерентные гравитоны, мы можем модулировать и демодулировать эти теоретические тахионы. И соответственно передавать сообщения этим инопланетянам — по нашему усмотрению.
— Это по-вашему!
— Увы, ничего лучшего предложить не могу, — Бинг улыбнулся в ответ.
— Но значит, вы не имеете представления о том, где находятся чужие? — спросил Колин.
— Ни малейшего. Они могут оказаться на той стороне Галактики, хотя более вероятно, что много ближе. Они могут ютиться на противоположной стороне Вселенной или даже в другой изолированной вселенной. Особенно с учетом того, что скорость света просто не поддается определению при переходе из одной изолированной вселенной в другую. — Он вопросительно посмотрел на Колина. — Ты, конечно, знаешь, что такое изолированная вселенная?
Не дожидаясь ответа, он указал на пристроенную над окном дощечку.
— А это что такое?
— Это? — Колин повернулся в ту же сторону. — Крест святой Бригит.
— Не слишком похож на крест — с моей точки зрения.
— Ты прав. Святая Бригит сплела его из тростника. — Заметив озадаченное выражение на лице коллеги, Колин попытался объяснить: — Мы, ирландцы, часто вешаем такой крест над дверью ради удачи.
Опустив глаза, он посмотрел в окно и проговорил недовольным тоном:
— Снег пошел.
— Неудивительно, — отозвался Бинг, — ныне в городе Нью-Йорке январь.
Колин с неприязнью вглядывался в нелюбимую белизну:
— Да принесет нам святая Бригит в виде благословения раннюю весну.
Бинг усмехнулся:
— А знаешь, какую историю Нильс Бор рассказывал о своих друзьях, у которых над дверью висела подкова. Бор спросил их: «И вы в самом деле верите в эту примету?» И получил следующий ответ: «Нет. Конечно же, нет, но нам говорили, что подкова приносит удачу вне зависимости от того, веришь в нее или не веришь».
Колин чуть изогнул губы в улыбке.
— Моя вера, — проговорил он ровным тоном, — носит чуть более духовный характер.
Бинг посмотрел на него сперва с удивлением, а потом с легкой обидой.
— Ну-ну, не надо, — заметил Колин не без удивления. — Не думаю, чтобы тебе не приходилось встречать верующих — даже среди вас, физиков.
Выражение лица Бинга сделалось кротким, а потом исполнилось любопытства.
— Ах, вот что, — пробормотал он. — Прости, но я…
— Ничего, все в порядке. — Колин произнес эту фразу более резко, чем намеревался.
— Интересно, — продолжил Бинг неуверенно. — Значит… А не креационист ли ты?
— Ты хочешь спросить, верю ли я в то, что Бог сотворил Вселенную? Да, верю. Целиком и полностью. Без каких-либо сомнений.
— Как, должно быть, хорошо верить во что-либо, не зная сомнений, — проговорил Бинг едва ли не с завистью. — А я всю свою веру помещаю в науку.
— Существует много степеней креационизма, — сказал Колин едва ли не заученно: ему уже не раз приходилось беседовать на эту тему с учеными. — Я верю, что Бог творил Вселенную согласно законам, определенным наукой. В конце концов он ведь и сотворил науку.
— Но почему ты так уверен в этом? — принялся допытываться Бинг. — Потому что, подобно другим креационистам, считаешь, что глаз слишком сложен для того, чтобы образоваться путем эволюции?
Колин хохотнул:
— Эволюция глаза? При чем здесь это! Эволюция как таковая меня не касается. Но посмотри только вокруг себя. — Он широко повел рукой: — Все это доказывает существование Бога.