Был в свое время революционный переход жанров от эпопеи к роману. Эпопея — это макрокосм. Она рассматривает жизнь в колоссальных масштабах. Затрагивает могучие исторические события, судьбы народов и империй, катаклизмы и катастрофы. Если есть там личностный герой, то он нужен для озвучивания великих идей и показа глобальных процессов. Роман — это уже микрокосм и макрокосм «в одном флаконе». Человек и общество, человек и стихия, человек и время. Или судьба. В романе появился герой с его бытом, мировоззрением и проблемами.
Роман — это во многом частная жизнь отдельных личностей.
Сейчас процесс дошел до логического конца. Герой вытеснил ВСЕ. Внимание сосредоточивается исключительно на герое — что с ним произошло, что он сделал. Выжил — не выжил, женился — не женился; сколько врагов убил. Это и есть наивысшее проявление событийного восприятия финала — зацикленность на том, что произошло с главным героем и его спутниками. Интерес к личности героя уничтожил все планы: идейный и тематический, интеллектуальный и эстетический, аллюзийный и культурный. Стиль не нужен, слог мешает — дайте героя!
* * *Здесь хочется выделить еще одну тенденцию. В последнее время читатель перестал любить — да и просто принимать — хеппи-энды. Под хеппи-эндом понимают любой более или менее вменяемый финал, где не все умерли. Если полюбившийся герой остался жив и в чем-то счастлив (выполнил миссию) — десяток густонаселенных планет может катиться в ад. Финал объявляется счастливым.
И подвергается насмешкам.
Ладно, если выживший герой сидит по уши в дерьме и скоро помрет от проказы — такой финал автору еще могут простить. Но во всех остальных случаях… Реальные не хеппи-акценты попадают в «слепое пятно», пролетают мимо восприятия. Идет рефлекторный вал попыток найти в нем черную нотку. Поиск «чернухи» в раздражающем взгляд хеппи-энде — рефлекс, болезнь, спровоцированная современной культурой. Свинцовые мерзости жизни — вот это правда без «розовых очков», вот так все бывает на самом деле, это настоящая литература, а все остальное — ложь и сопли с сахаром.
Исключение составляют заведомо юмористические вещи. Юмористам это прощается.
Но здесь нет виновных. Писатель, читатель — не в них дело. Беда в другом: сейчас общий уровень культуры, нравственности и этики стремится даже не к нулю, а к отрицательным величинам. Причина — одичание общества. Слишком уж далеко зашла децивилизация. То, что люди раньше воспринимали как естественное, теперь оказывается выше их представлений о жизни.
Вернемся к фантастике. Традиции-то нету! Она прервалась, и давно. В свое время читателей сознательно отучили от нормальной литературной формы. Когда фантастику писали Куприн и Алексей Толстой, то все было в порядке и с финалом, и с остальным. Потом решением съезда Союза писателей фантастику перевели в разряд научно-популярной литературы. Тут художественность требовалась для оживляжа. И сколь ни сопротивлялись авторы, но их туда вгоняли кувалдой. Ты, братец, опиши чудо-аппарат, изобретенный профессором Петровым, покажи шпиона Штампса, который хочет этот аппарат украсть…
В итоге из фантастики исчез полноценный роман. Фантастику перевели в лучшем случае в жанр короткой повести, а по сути — в научно-популярный очерк, расцвеченный «литературкой».
С этим наследством мы въехали в шестидесятые годы. Многие ли тогда писали романы в научно-фантастическом ключе? Нет, царила в основном короткая повесть. А потом пришла и культивированная «чернуха» как признак хорошего тона.
С этим мы въехали в современность.
Романы сейчас читателем фантастики не воспринимаются. Роман — настоящий роман — сложное произведение. Для тех, кто привык к повести, роман несъедобен. Лучший, на наш взгляд, фантастический роман 90-х годов — «Эфиоп» Штерна. Где отзывы? Нет отзывов! Не видят, не читают, не могут осилить. И не переиздают толком. А «Эфиоп»-то построен строго по законам романа. Кульминация, эпилог. Развязываются буквально все узелки. Еще и поясняется вступлением — ну точно роман барочного типа!
Фантастика — великая вселенная. Солнце ее — конечно, читатель. Вокруг него вращаются планеты и кружится мировой эфир. Но обязанность писателя — держать планку. Писать, как в последний раз. Читатель должен видеть, что с ним не заигрывают — но ему и не лгут. Ему предлагают совершить совместное путешествие в интеллектуальный мир, которое имеет свое начало и свой финал.
Тогда к финалу мы придем вместе.