Одну из комнат лаборатории я объявил запретной зоной для всех, кто не участвует непосредственно в проекте по наноткани. В этой комнате Сара разделась до белья. Пока Лорен помогала ей облачиться в сетку, я невольно отметил, что тело Сары несколько изменилось с того времени, когда я в последний раз видел ее обнаженной. Три года назад ей не требовался бюстгальтер… но время и сила тяжести взяли свое, и груди начали обвисать. Однако справедливости ради я вынужден был признать, взглянув на свой растущий животик, что все эти три года — а именно столько времени миновало с тех пор, когда она видела обнаженным меня, — Сара поддерживала форму, а я — нет. Она все еще была прекрасна, и сейчас, когда она стояла, облаченная в сетку из моноволокна с интегральными микросхемами, поблескивающими наподобие высокотехнологичных цехинов на всех холмах и долинах ее тела, я подумал, что Сара похожа на некую кибернетическую богиню.
Сара надела тиару и замерла, пока мы с Лорен настраивали оптические кабели у нее над глазами. АЦП стоял неподалеку, настроенный на частоту передатчика ее ЭОГ.
Теперь началась самая тяжелая часть работы — тяжелая потому, что требовала много времени и не имелось никакой возможности ускорить этот этап процесса. Нам предстояло записать сенсорные реакции Сары на каждый из 237 образцов различных тканей. Мы разложили кусочки тканей на полу. Сара по очереди прикасалась к каждому, ощущая кончиками пальцев текстуру и плотность ткани, а микросхемы в это время регистрировали гальваническую реакцию ее кожи. Одновременно мы записывали изменения ЭОГ в ее глазах с помощью дифференциальных усилителей в тиаре. Затем мы стали прикладывать случайно выбранные кусочки тканей к коже Сары в случайно выбранных квадратиках нательной сетки, прижимая их с разным давлением, и записывали разность электрических потенциалов. Кусочек бархата, плотно прижатый к правой подмышке, ощущался совершенно иначе, чем тот же бархат, которым легко провели по внутренней стороне левого бедра. Тело и разум Сары выдавали разные сенсорные реакции для каждой ткани… и ее реакция менялась, когда ткань перемещалась по телу или когда давление увеличивалось или уменьшалось. В идеале мне хотелось испытать каждую из 237 тканей в каждом квадратике ее нательной сетки и при шести уровнях давления, записывая гальваническую и ЭОГ-реакцию Сары на каждом уровне. Но у нас не было времени на такое количество комбинаций. Сара испытала большую часть тканей на самых чувствительных участках тела, и я надеялся, что мы сможем экстраполировать измеренные значения на остальные участки ее тела.
Потом Сара упомянула нечто такое, о чем я не подумал: на ее реакцию на кусочек ткани влияют не только тактильные ощущения, но и запах ткани. Пока Сара одевалась, я велел Грегу и Лорен встроить электроэнцефалографические рецепторы в ее тиару, чтобы записывать обонятельные реакции Сары. Затем она снова перебрала кусочки тканей, концентрируясь на запахе каждой, а тиара в это время записывала ее реакции и передавала их в аналого-цифровой преобразователь.
Пиарщики Маккоркиндейла в этом году запланировали проведение банкета в одном аристократическом отеле. Я велел Грегу раздобыть план банкетного зала и прилегающих помещений, чтобы мы смогли заранее подумать, где установить АЦП и источник питания для всей электроники. Нам требовалось такое место, где их никто не увидит до триумфального появления Сары.
Времени оставалось все меньше…
* * *— Есть минутка, Нат? — спросила Лорен, когда я вышел из проекционной комнаты.
— Минута — это все, что у меня есть, — ответил я, закрывая дверь проекционной. Обычно мы использовали ее для показа фильмов или видеозаписей во время отчетных совещаний работников лаборатории. Сейчас я реквизировал ее для проекта по наноткани. Там сидел Грег с видеомагнитофоном, выводя на экран видеозапись, которую они подготовили вместе с Лорен, — ортографические проекции всех рукавов, боковин, воротников и прочих деталей всех платьев, юбок и аксессуаров из нашей базы данных, причем каждое изображение выводилось на долю секунды. В темной комнате тиара Сары регистрировала ее подсознательные реакции и движения глаз, перед которыми мелькало изображение за изображением. Рядом пристроился АЦП — что-то похмыкивая и пощелкивая, он терпеливо записывал реакцию Сары на каждую увиденную картинку. Закрывая дверь и оставляя Сару в темноте, я услышал, как она пробормотала: