Через несколько дней звездолет подлетел к Парадизу.
Меня и Людочку провожали капитан и Ярцева. Печка наблюдала за нами посредством видеокамеры, прикрепленной к потолку.
Мы стояли в ангаре возле прогулочного космического катера и никак не могли проститься. Наш маленький коллектив так крепко спаяло за недели совместного путешествия, что было страшновато расставаться даже на короткий срок. Ярцева плакала и теребила беджик. Капитан пускал скупые мужские слезы. Людочка улыбалась не так часто, как обычно. Лампы в ангаре мигали и потрескивали.
Я сказал:
— Ладно, пора закругляться. Не люблю долгие прощания. Да не переживайте вы! Будто на сто лет расстаемся. Мы ведь скоро вернемся.
— Сувениров привезем, — весело пообещала Людочка.
— Людочка, — дрогнувшим голосом сказал капитан. — Будьте предельно осторожны, катаясь на лыжах. Для меня вы как родная дочь. — Он прижал ладонь к сердцу: — Я не переживу, если с вами что-то случится.
Людочка закусила кулачок, не выдержала и рассмеялась.
— Обещаю! — Она обняла капитана и Ярцеву: — Оглоеды мои любимые! Не волнуйтесь, все будет хорошо!
Появилась Марина. Она вышла вперед, смущенно прижимая к груди сумочку с аппликацией — мертвой головой, и пропищала:
— Дядя Маркин, привезите мне, пожалуйста, плюшевого мишку.
Я удивился:
— Зачем тебе мишка?
Марина покраснела и сказала, ковыряя сандаликом пол:
— Я хочу разорвать его на кусочки. — Она сказала, взяв меня за руку: — Такое вот у меня детское желание.
Ярцева поперхнулась, закашлялась и чуть не оторвала беджик.
Я пообещал, что обязательно достану мишку, и Мариночка убрала когти. На коже остались красные следы. Я потер запястье о штанину.
Наконец мы оказались внутри катера. Людочка села в кресло пилота. Я разместился рядом. Людочка немного нервничала, и я взял ее за руку, чтоб поддержать. Она с благодарностью посмотрела на меня и взялась за штурвал. Штурвал был потертый, такой, знаете, штурвал бывалого морского волка, которому многое довелось пережить. На штурвале было нацарапано: «Сережке, на память о нашем выпуске». Интересно, кем был мой тезка, которому посвятили надпись?
Я шепнул Людочке:
— Не переживай. Ты отличный пилот. С таким пилотом штурман не нужен.
Людочка сказала:
— Глупости. Ты мне очень-очень нужен!
Катер вошел в атмосферу Парадиза. Мне почудилось, что я вижу в иллюминаторе желтоперого ангела. Конечно, это было невозможно. Я отвернулся от иллюминатора, чтобы не смотреть на то, чего не бывает. Признаться, я недолюбливаю то, чего не бывает. И я всегда отворачиваюсь, чтоб не смотреть на то, чего не бывает. И еще с подозрением отношусь к тем, кто продолжает смотреть на то, чего не бывает, и к тем, кто видит то, чего не бывает. Надеюсь, вы меня поняли.
Перегрузки были не выше полутора «же». Однако мне ни с того ни с сего стало дурно. На секунду я потерял сознание. Это было лишь мгновение, но за это мгновение во мне многое изменилось и я многое вспомнил. Я открыл глаза и ужаснулся новому знанию. Страх накрыл меня, как лавина. По-другому и не скажешь. Я мысленно пожелал, чтоб новое знание значило не больше, чем дурной сон. Повернулся и посмотрел на Людочку. Она глядела на меня с отвращением. Ее плечо будто окаменело под моими пальцами, и я убрал руку.
Значит, не сон.
Людочка спросила:
— Ты тоже вспомнил?
Я кивнул:
— Да… Как только мы отдалились от корабля на достаточное расстояние.
Собственные слова показались мне канцелярской гадостью.
Людочка уставилась на пульт управления:
— Не могу понять, чего хочу. Не хочу возвращаться на корабль, где жизнь — ложь, и в то же время боюсь, что без корабля не испытаю опять того глупого детского счастья…
Людочкина речь была сумбурной, но я кивнул, потому что прекрасно понимал ее чувства. В отличие от Людочки я не сомневался, что хочу вернуться на корабль. Потому что на корабле она меня любит, а здесь — нет, и мне это не по душе. Я хочу взаимной любви. Хочу, чтоб Людочка любила меня так сильно, как прежде. Другие варианты меня не устраивают.
Я сказал:
— Может, ну его, этот Парадиз?
Людочка покачала головой:
— Глупо возвращаться.
Я предложил:
— Полетели обратно. Я приготовлю яичницу. Твою любимую. Глазунью. А сверху эти, как их… сопельки. — Я робко прикоснулся к ее запястью.
Людочка зашипела как змея и оттолкнула меня:
— С ума сошел, придурок? Не мешай вести катер!