Вскоре он вышел к парку над рекой. У причалов аккуратными рядами были пришвартованы всевозможные лодки и лодчонки, некоторые даже с мачтами. На набережной играли дети, парочки прогуливались по дорожкам или сидели под деревьями. Опять подкралось чувство одиночества. Готовый отправиться восвояси, к Ягодной аллее, Гэвин свернул на тропинку, напрямик ведущую через парк к улице. Между двумя высокими дубами его окликнули:
— Алё!
Он огляделся. Поблизости никого не было видно, но голос снова позвал:
— Алё! Пр-ривет!
Гэвин опустил взгляд. По левую руку от него у корней дуба сидел маленький серый попугай. Склонив голову набок, он рассматривал Гэвина блестящими бусинами глаз в кругах белых перьев. Хвост у попугая был ярко-красный.
Гэвин оторопел. По спине побежали мурашки. Маленький серый незнакомец? Он невольно рассмеялся. Невероятнейшее, нелепейшее совпадение! Гэвин присел на корточки и ответил попугаю:
— Сам «алё»!
— Кр-расавчик! — скрипуче похвастал попугай.
— Красавчик, — поддакнул Гэвин. — Дать Полли печеньице?
Попугай мигнул.
— Дер-ржи кар-рман, — ответил он.
— Ладно, — буркнул Гэвин. — Либо ты не Полли, либо не любишь печенье.
Он заозирался, нет ли кого поблизости. Попугай вспорхнул ему на правое плечо.
— Тпру! — вырвалось у Гэвина: он едва не врезался в дерево.
— Тпр-ру, Нелли! — подхватил попугай. Он развернулся, стегнув Гэвина по щеке алым хвостом, вытянулся вперед и заглянул ему в глаза. — Алё! Айда!
Гэвин опросил всех по соседству и даже, поборов робость, нарушил уединение парочки, обжимавшейся на скамейке, но никто не опознал попугая. Птица меж тем восседала у него на плече, не удостаивая публику внимания, и по временам задевала ухо Гэвина страшенным клювом. Наконец в густеющих сумерках Гэвин остановился на перекрестке тропинок.
— Что теперь? — пробормотал он.
— Ложись в др-рейф! — крикнул попугай. Ничего иного, похоже, не оставалось.
— Дома мне тебя покормить нечем, — сообщил Гэвин птице. Но он догадывался, где это можно сделать.
Он вновь направил стопы к «Дэнни и Энни». Попугай что-то бормотал у него на плече, а иногда, завидев прохожего, исторгал разбойничий свист или сиплое «Алё!». Свернув за угол, Гэвин увидел, что свет в закусочной не горит, и приуныл, но в следующую секунду заметил, что Аманита беседует у входа с двумя парнями в строгих костюмах. Внезапно смутившись, он замялся. Ему искренне хотелось услышать, что она скажет, увидев, каким диковинным образом сбылось ее шутливое пророчество. Но вторгаться в ее настоящую жизнь не хотелось.
Он уже поворачивал обратно, когда попугай опять свистнул и завопил:
— Ложись в др-рейф!
Аманита заметила их. Она тотчас помахала, крикнула: «Привет, Гэвин!», что-то сказала своим собеседникам и быстро зашагала к нему.
— Ишь кого подцепили! — восхитилась она.
— Кр-расотка! — гаркнул попугай.
Гэвин моргнул. Мягко говоря, Аманита была еще непригляднее, чем ему помнилось.
— Послушайте, — сказал он, — я не хочу отрывать вас от друзей.
Она прыснула.
— Хороши друзья! Свидетели Иеговы. Вы спасли меня от прискорбной участи, о рыцарь в сверкающем доспехе!
Он улыбнулся.
— Счастье, что они не потащились за вами. Я никогда не знаю, как от них отделаться.
— Пара пустяков. Я сказала, что вы практикующий злой колдун. Как звать вашего нового приятеля?
— Не знаю. Точно не Полли. Я сейчас нашел его в парке у реки.
Аманита сложила губы трубочкой и чирикнула, глядя на птицу.
— Эй, красавчик, — сказала она, — как тебя зовут?
Попугай чирикнул в ответ.
— Гм. Ладненько. Может, Санчо?
— Алё! — ответил попугай.
— Вероятно, это означает «да», — предположил Гэвин. — А почему Санчо?
Она улыбнулась.
— Всякому рыцарю нужен оруженосец. Пошли, покормим его.
Она впустила их в «Дэнни и Энни», усадила у стойки и принялась рыться в большом холодильнике. Санчо клевал царапины в уголке меню, а когда Гэвин вздумал положить этому конец, тяпнул его за палец. Из кухни вышла Аманита с накрошенными в мисочку фруктами и латуком. Санчо просвистел свое «спасибо» и взялся расщипывать дольку апельсина.
— Вы обзавелись новым приятелем, — заметил Гэвин.
— А вам? — спросила она. — Еще молока с пирогом?
— Да, пирог был знатный, — вздохнул Гэвин, — мне очень понравилось, честно, но нельзя же бесконечно...