Там говорилось также о процедуре как таковой, о наличии консультативных служб, стояла подпись. Но взгляд Гэвина приковали два слова: родная мать.
Два слова, в клочья растерзавшие полотно сказки, сотканное ею в стремлении расцветить свою невзрачность, превратить некрасивость в оригинальность. Можно взять другое имя, но ни Аманите, ни Мэри не изменить подлинных обстоятельств своего появления на свет. Что она предпримет теперь, столкнувшись с суровыми фактами?
С бешено колотящимся сердцем Гэвин заглянул в санузел. Пусто. В шкафу тоже. Никто не плавал в ванне, не висел на штанге для плечиков. Он посмотрел из кухонного окна на тускло освещенную стоянку. «Фольксваген-жук» исчез.
— Черт! — Он треснул кулаком по подоконнику. — Куда ее понесло?
— Кр-рутой пр-рикол! — заорал Санчо. — Кр-рутой пр-рикол!
— Нет, — сказал Гэвин. — Она не станет. Ни за что. Или все-таки?..
— Кр-рутой пр-рикол! — надсаживался Санчо.
Гэвин кинулся на Ягодную аллею за машиной и помчался на пляж.
Голубой «фольксваген» по оси засел в мягком песке там, где обрывалась подъездная дорога. Прежде чем машина увязла, Аманита успела отъехать от асфальта на добрых восемь футов. Гэвину резко полегчало, но он тотчас сообразил, что «жук» пуст. Выкарабкавшись из машины (Санчо цеплялся за его плечо), он метнулся через песчаный пригорок на пляж.
Зеркально-гладкая вода стояла гораздо выше, чем в прошлый раз: она лениво плескалась в считанных десятках футов впереди. Темная, подсвеченная лишь звездами и узорчатым отражением островных огней. Луны не было. Маяк мигнул — раз, другой — и канул во мрак. Прежде чем он зажегся вновь, Гэвин различил сидящую у кромки воды Аманиту: несчастный, сиротливый сгусток тени, — и шумно выдохнул, глупея от облегчения. Санчо встрепенулся, но язык придержал.
Гэвин медленно прошел по мягкому склону, потом по твердому песку у границы прилива и остановился рядом с Аманитой, внезапно охваченный тем же смущением, что в памятную ночь у нее дома. На коленях у девушки что-то слабо поблескивало. Маленькое зеркальце, белесое, как старая ракушка. Стекло отливало перламутром, словно затуманенное лунным сиянием. Вдалеке крикнула чайка.
— Пришел, — заметила Аманита без удивления, не сводя пристального взгляда с моря.
— Ага. — Он опустился на колени рядом с ней. — Это ничего?
Она пожала плечами.
— Такая у тебя натура.
Он слегка обиделся:
— Между прочим, я беспокоился.
— Ты прочел письмо.
Он покраснел.
— Э... да. Я... Санчо залетел на стол, и...
— Ты подумал, я учиню какую-нибудь дикость. Вскрою вены, удавлюсь. Брошусь в бурное море.
— Ну да, — сознался он. — Слава богу, я ошибся.
Она опять пожала плечами.
— Зря переживал. На самом деле ничего не изменилось. — В ее голосе впервые зазвучала горечь. Она посмотрела прямо на Гэвина. — Видишь?
Он видел, даже в безлунную ночь. Теперь он пожал плечами.
Аманита всматривалась в его лицо обоими глазами, но, не дождавшись ответа, вновь отвернулась к морю.
— Я собралась уехать туда, — сказала она. — Достаточно темно. И план я обдумывала довольно долго.
Он проследил направление ее взгляда — вдоль глади темной воды — и содрогнулся.
— Всю жизнь, — сказал он.
— Всю жизнь, — подтвердила она.
— И?..
— Застряла. — Аманита погрузилась в молчание. Наконец она вновь повернулась к нему и спросила: — А что, сэр Гэвин, мой бедный добросердечный рыцарь, я безумна?
— Да. Но не больше многих прочих.
— Правда? — Она вскинула тяжелую бровь. — Значит, ехать?
— Это вам решать, не мне.
— Поедешь со мной?
Он отвернулся к морю. Огни казались совсем крохотными, далекими, будто звезды. Он сглотнул.
— Ложись в др-рейф! — вдруг скомандовал Санчо, и они вздрогнули.
Гэвин хихикнул.
— Сколько тут, шесть миль? — выговорил он фальцетом. — Пожалуй, я мог бы...
— Молодец. — Аманита поднялась и на пару шагов отошла от воды. Потом помедлила, обернулась и швырнула зеркальце в воду. Оно перевернулось, сверкнуло и легко пошло ко дну.
— Зачем...
— Оно лежало вместе со мной в корзине, — сказала Аманита. — Я и без него все про себя отлично знаю. Идем. — Она решительно направилась прочь.