Матрёна Даниловна своего приятеля навещала секретно, чтобы не дразнить законного супруга Лукьяна Пафнутьевича. И вот однажды, проскользнув в Денискину квартиру, Матрёна Даниловна увидела Евсея Карповича лежащим на компьютерной клавиатуре. В комнате было темно, светился лишь экран, на котором суетились фигурки, и Матрёне Даниловне почудились светлые дрожащие струнки, натянутые между домовым и экраном. Она подумала было, что Евсей Карпович заснул, и окликнула его. Он отозвался не сразу и, очнувшись, был странен — тих, задумчив, неразговорчив и словно к чему-то прислушивался.
И во второй раз случилась та же история, мерещились те же струнки. А в третий Матрёне Даниловне не удалось растолкать Евсея Карповича. И она смертельно перепугалась.
Домовые умирают не по-человечески, а на свой лад — от старости засыпают и понемножку усыхают. Родня прячет тельце в такое место, откуда, ежели проснешься, можно выбраться, и, говорят, такие случаи бывали. Матрёне Даниловне вовсе не хотелось хоронить Евсея Карповича — не в тех он еще был годах, чтобы от старости засыпать, и на здоровье не жаловался. Она помчалась к подручному Лукьяна Пафнутьевича — Якушке.
Сперва-то подручных было двое, Якушка да Акимка, но потом на сходке постановили, чтобы Акимка шел домовым дедушкой в бестолковое семейство Бенедиктовых, которое нельзя было оставлять без присмотра: того гляди, увлекутся умными речами и пожгут все кастрюли или же забьют сток в ванной мокрым носком и устроят потоп на весь дом. Акимка стал Акимом Варлаамовичем, но Матрёна Даниловна, сама его воспитавшая, по-прежнему давала ему всякие поручения.
Якушка сбегал за Акимкой, и все трое поспешили к бездыханному домовому. Там Матрёна Даниловна и рассказала про свои видения.
— Это техника виновата! — сразу сказал Акимка. — Как-то она скверно на него подействовала.
— Отродясь у домовых таких хвороб не было, — еле выговорила, утирая слезы, Матрёна Даниловна.
Якушка сбегал за опытной бабушкой Минодорой Титовной, чуть не в охапке притащил ее. Матрёна Даниловна спряталась за книгами и оттуда смотрела, как старушка тормошит Евсея Карповича.
— Помирает, — сказала бабушка. — Словно бы из него кровь высосали. А как сделано — не понять, ран не вижу. Не кикимора ли шкодит?
— Как же быть? — спросил Акимка.
— Я такой хвори отродясь не видала. Но, сдается, дня два-три продержится, а тогда уж уснет окончательно. Сейчас-то он еще в полудреме.
И Минодора Титовна пошла звать соседей: негоже, чтобы домовой дедушка, да еще такой уважаемый, как Евсей Карпович, засыпал в полном одиночестве.
Сбежались кумушки. Кое-кто поглядывал — не прячется ли в доме Матрёна Даниловна, о ее хождениях к соседу слухи все ж завелись. Но ее Акимка с Якушкой успели вывести и устроили в вентиляционной шахте, чтобы там в одиночестве горевала. Сами же забрались по той же шахте двумя этажами выше.
— Может ли быть, чтобы кикимора засела в компьютере? — спросил Акимка.
— Кто ее разберет. У нас один только Евсей Карпович с компьютером ладит… то есть ладил…
— Может, Дениса поискать?
— Люди не помогут, если там кикимора засела.
— Леший?.
— Как ты его из лесу доставишь?
— Так ведь кикимора только его, сказывали, боится…
— Ну и дурень же я! — воскликнул Акимка, шлепая себя по лбу. — Я знаю, кто нам нужен! Помнишь, говорили про домового дедушку Трифона Орентьевича? Который в шумную машину молчка подсадил? И машина замолчала! И кикимору из своего дома прогнал! Вот! Его привести надо!
Сборы заняли четверть часа — старшие объяснили, где искать знатока, домовихи собрали припасов. И Акимка с Якушкой отправились в путь.
Им еще повезло — кварталов с десяток ехали на машине, подвез знакомый автомобильный. И тем везение кончилось: кто ж из домовых в здравом уме и твердой памяти сбежит с собственной свадьбы?
Аникей Поликарпович меж тем отыскал Мартына Фомича и сильно его озадачил.
Перед домовыми вообще редко встает проблема выбора, как-то все само по порядку получается.
С одной стороны, три дня свадебного гуляния — это свято. С другой — нельзя не прийти на выручку своему брату домовому. Хотя домовые мирно не живут, могут ссориться до визга и укусов, но твердо помнят, что все они — родня. И Мартын Фомич долго молчал, прежде чем изрек мудрое слово:
— Это не моя свадьба, а Тришкина. Ему решать. Сейчас приведу.
Трифон Орентьевич поспешил на дедов зов, а Маланья Гавриловна следом, не для того она замуж выходила, чтобы супруга от себя отпускать.
Акимка с Якушкой чаяли увидеть высокого и статного домового дедушку, а Трифон Орентьевич оказался ростом вровень с ними да и дородства покамест не нажил. Они переглянулись: неужто этот домовой всем молчкам хозяин, машину водит и умеет кикимору ловить?