— Может, начнем с чего-нибудь друго… — вмешался капитан.
— Не будем уводить диспут в сторону, Гровер, — снова чудовищно, но все же чуть мягче улыбнулся Паронаут. — Всяческие обмены верительными грамотами оставим на потом. И пусть ваш кибернетик поставит рабочий лазер на предохранитель. Еще подожжете кресло или палец на ноге отпилите. Потом опять нас будете обвинять.
— Здесь бессмысленно что-то скрывать, командир, — пробормотал физик. — Можно я?
— Валяйте, Ремо! — подбодрил его Гровер.
— Мы наткнулись на вашу «машину» случайно, просто летели мимо и чуть не воткнулись, — растолковал физик.
— Послушайте, физик Ремо, — скривился Паронаут. — Это тело, через которое мы общаемся, охлаждается, по-вашему костенеет. Нам что же, еще теплоподачу сюда вести? Не тяните резину. Прикиньте, какова вероятность наткнуться случайным образом на такой объект. Вы что же, считаете, будто такие штуковины разбросаны по космосу ворохом? Думайте, как ваша цивилизация нас вычислила? Электронный мозг! Вас вопрос тоже касается, вы ведь член экипажа или не так?
— Да, но номинально… — промямлил (у Гровера отвисла челюсть) Ртутник.
— Не знаем, как у вас… Вернее, знаем. Но по-нашему, да и фактически, вы член экипажа. Так что докладывайте.
— Физик Ремо прав, — произнес Ртутник. — Мы наткнулись случайно. Вернее, я наткнулся. Экипаж находился в анабиозе, так что решение принял я. Но и я не знал, что здесь такое.
— Робот Ртутник, вы просчитали вероятность. Так что объясните.
— Но ведь она не равна нулю, понимаете? Вы же существуете, а потому, по идее…
— Вы двигались от Солнца, — (не только Гровер, но и остальные замерли), — к системе Кадуцея, с огибанием большого пылевого облака. Существовало множество способов его обойти и пройти от нас на порядочной дистанции, где чувствительность имеющейся аппаратуры не позволила бы обнаружить объект, но вы двинулись по траектории, которая с неизбежностью…
— Вы гребете под свою гипотезу все подряд, — отрезал биолог. — У вас паранойя, что ли?
— Послушайте, господа люди. Наша работа — беречь объект от внешних вторжений. Мы хотим узнать, как ваша цивилизация нас обнаружила, дабы обезопаситься впредь. Понимаете, если бы мы хотели вас прикончить или уничтожить ваш корабль, неужели вы сомневаетесь, что у нас не хватило бы силенок раскатать ваш «Иван Ефремов» в пыль? Достаточно лишь какой-то из наших красоток, коих в каждом кольце, как вы уже догадались, миллионы, чуть отклониться от курса и пройти вблизи вашего корабля — и все! «Ефремов» в течение тысячной доли секунды размажется в блин, который окутает «дыру», а потом тут же втянется за линию сингулярности. Я правильно поясняю, физик Ремо?
— Правильно, — кивнул физик. — Только, наверное, вы преувеличиваете. Вы не способны управлять этими «черными дырами». Мне почему-то кажется — они не в вашей компетенции.
— Как вы смогли построить такую штуку? — спросил Гровер. Они с лже-Паронаутом были уже на короткой ноге.
— Мы ее не строили, капитан Гровер, — ответил становящийся все более и более механическим Паронаут. Теперь он говорил новым способом: не используя легкие. Воздух попадал на голосовые связки как-то по-другому, может, через иные отверстия тела. Гровер старался об этом не думать. Но речь лже-Паронаута он теперь воспринимал нормально, усваивал смысл.
— А кто же ее строил?
— Мы не знаем. Предположительно это произошло достаточно давно.
— Но как такое можно построить?
— Веками присмотра за Машиной мы используем метод вашего фантазера физика. Берется, к примеру, ядро небольшой галактики, аккуратненько выводится из системы в автономное путешествие. Или, может, выгоднее хапнуть какое-нибудь шаровое скопление. В общем, это предыстория, еще не инженерия. А вот теперь их слово, Космических Инженеров. Вся Машина должна построиться, точнее возникнуть, практически мгновенно. Ведь в нормальных условиях предмет такого масштаба (как минимум одна-две десятых светового года, а у нас почти год) начнет тут же схлопываться — падать внутрь себя со скоростью света. Не успеете глазом моргнуть, а основная его масса уже за горизонтом событий. Примерно такая же ситуация с каждым из элементов колец. Не забудем, «дыр» в кольцах десятки миллионов. Надо действовать быстро и успеть уравновесить их друг другом. Как можно такое сделать? Этот вопрос к Строителям, но мы с ними не знакомы.
— Что это такое вообще? — возопил Гровер. — Мы ведь уже добрались сюда, так почему бы не объяснить? Потом раскатаете нас в блин, если уж так хочется. Но сейчас-то потешьте напоследок.
— Думаю, вы с экипажем уже и сами близки к разгадке. Что скажете, биолог?
— Это нечто живое? Модуляция жизни на некоей смеси микро- и мегауровней?
— Нет, Олдрин.
— Вы, физик?
— Наверное, сверхускоритель. Наимощнейшее из всего, что можно создать. Допустим, если столкнуть пару-тройку «черных дыр» да на субстветовой, то, по-видимому, удастся расколоть последние бастионы материи. Нет?
— Не угадали, Ремо.
— Ваше слово, кибернетик.
— Счетная машина. Чем меньше счетный механизм — допустим, транзистор, — тем больше их получится напихать в заданный объем. Тут, видимо, напихали порядком. Что-то считают. Только не представляю что.
— В десятку, Содан. Весьма верно. Это счетная машина. В нашей интерпретации да переводя на ваш язык — Черный Счетчик. А вот допуск о «впихивании в заданный объем» несколько неправомерен. Оказывается, отношение возможностей счета к объему действует только до некоторого предела: на одном из этапов система становится чрезмерно большой и массивной и тогда неизбежно схлопывается в ту самую «черную дыру».
— Но ведь вы же ее уравновесили кольцами!
— Верно, мы — вернее, Строители — ее уравновесили. Но только дело не в объеме. Довершу мысль: после определенного предела, считать можно лишь соотносительно площади поверхности. В нашем случае Строители используют наименьшее из возможного в этой Вселенной — они задействуют как транзистор квадратик поверхности Планковской (по-вашему) длины.
— Понятно! Как же я сразу не… — произнесли одновременно физик с компьютерщиком и посмотрели друг на друга.
— Десять в минус тридцать третьей — дециллионная доля сантиметра, правильно? Теперь вопрос о том, что можно считать. Считаем мы на поверхности «предчерной дыры», то есть той, которая вот-вот должна провалиться в тартарары. По сути, считая на ее поверхности, мы считаем на ее энтропии, так как оные равны. Энтропия «микрочерной дыры» диаметром в сантиметр составляет десять в шестьдесят шестой степени бит, что соответствует термодинамической энтропии водяного куба ребром в десять миллиардов километров — в полтора раза дальше орбиты вашего Плутона, между прочим. Ну, а посчитать мы хотим не больше не меньше все возможно-вероятные состояния Вселенной. То есть вывести из песчинки (ибо даже наша суперсчетная Машина сравнительно со Вселенной менее пылинки) мир.
— А чего вы опасаетесь? Имеется в виду, как ее охранники? — спросил капитан Гровер.
— Мы бережем Черный Счетчик от внешних вмешательств.
— А разве возможно сломать такую махину?
— Гровер, ваша цивилизация в начале пути, вы еще не понимаете, что такое настоящая мощь. В этой Вселенной можно, оказывается, сломать все.
— Но не злонамеренно, наверное? Кому придет в голову сокрушать такое произведение технологии?
— Некоторым приходит. Имелись прецеденты. Не все хотят, чтобы в мире существовала штука, способная знать — просчитать — про них самих все и на все времена.
— Понятно. Вы постоянно просматриваете космос на предмет приближающейся угрозы? Вы и нас так засекли, как я понимаю?
— Вообще-то мы — часовые периметра и, конечно, следим за пространством. Но у нас есть кое-что, превосходящее любые способы наблюдения.
— Это что же? — поинтересовался физик.
— Если опасность слишком велика, тогда до общения с нами снисходит сам Счетчик. И, значит, мы знаем заранее обо всех предпосылках, можем даже предпринимать превентивные меры.