И что характерно. Те же Стругацкие, обладавшие невероятной писательской интуицией, первыми почувствовали, а затем и осознали, что коммунистический проект Царства нереален, он обречен. Именно тогда они отказались от научной фантастики, ибо только методами науки (Высокая теория воспитания!) предполагалось достичь Царства. Отныне НФ для них стала лишь формой, а в поздних произведениях они пришли даже к мистике.
В отличие от Третьей волны, волна Четвертая разуверилась в коммунизме гораздо быстрее. Поначалу некоторые ее представители еще верили в Царство, но уже с оттенком обреченности. Мотивы такой обреченной веры звучат в романе Вячеслава Рыбакова "Очаг на башне". Рыбаков расстается с мечтой о грядущем Царстве Справедливости. Следующий его роман, "Гравилет «Цесаревич», открывает целое направление в российской НФ — имперское. И хотя главный герой «Гравилета» полковник госбезопасности князь Трубецкой по партийной принадлежности коммунист, он уже не мечтает о коммунизме, его вполне устраивает монархическое правление.
Отказ от изображения грядущего торжества коммунизма неизбежно повлек за собой отказ от НФ в пользу "смежных дисциплин" — фэнтези и мистики. "Внезапный патриарх отечественной фэнтези" Святослав Логинов считает себя атеистом, но это не помешало ему написать один из лучших в нашей литературе религиозно-мистических романов "Свет в окошке".
Нам представляется, что такое "заигрывание с потусторонним" стало закономерным этапом творческой эволюции представителей Четвертой волны. Отказавшись от единой генеральной линии в описании будущего, писатели последней генерации советских фантастов выбрали "кривые, глухие окольные тропы". Перефразируя известное выражение Достоевского — если коммунизма нет, то все дозволено. Но обостренный интерес к потустороннему — скорее следование западнохристианской традиции, нежели православной. Ведь в православии принято относиться к теме ада и нечистой силы крайне осторожно, дабы не впасть в соблазн.
Удовлетворяли ли мистические мотивы в творчестве представителей Четвертой волны читательскую жажду чуда? Безусловно, хотя это чудо, наверное, со знаком минус. Но они не могли удовлетворить другую читательскую жажду — жажду мира Справедливости. Ведь если космос предыдущих поколений советских фантастов был обращен к власти как к высшей инстанции, то космос Четвертой волны строился на отрицании этой инстанции. Но бесконечно подрывать основы миропорядка нельзя. Поэтому случилось неизбежное — пришло поколение фантастов, которое обратилось к имперскому прошлому России, перенеся его либо в будущее, либо в альтернативную вселенную.[13]
"Будущее принадлежит возрожденной Российской империи" — так можно сформулировать основную идеологему фантастов-имперцев. В каком-то смысле, империя — это новая версия Царства Божьего, тем более что во главе ее стоит Помазанник, но это Царство если и обещает всеобщую справедливость, то только в том понимании, которое устраивает коренную нацию. Все прочие должны либо принять предложенные правила, либо уйти с исторической сцены. Люди имперского «Полдня» ни в коем случае не атеисты, они поголовно многоконфессионально «воцерковленные». "Завоевывая" Галактику, имперцы твердо верят, что Бог есть. Казалось бы, самое время возрадоваться. Наконец-то мы имеем дело не с пережитками православной традиции, а с ней самой в чистом виде! Да вот что-то не хочется. Ну как, скажите, сочетаются Христовы заповеди с гермошлемозакидательской риторикой и реваншистскими доктринами? Даже в романах атеистов Стругацких евангельского духа больше, чем в произведениях иных современных фантастов-имперцев. Во всяком случае, больше человеколюбия.
Увы, следует признать, что даже в самых привлекательных вариантах имперского будущего на порядок меньше чудесного, чем было явлено читателю в советской фантастике. Ведь в Российской империи даже галактического масштаба идут непрерывные войны, совершаются преступления, сохраняется имущественное и социальное неравенство. Авторы-имперцы остаются в плоскости современных представлений о будущем, они, как и их либерально-демократические антиподы, неспособны выстроить евангельскую вертикаль Нового Неба и Новой Земли. Космос русской интеллигенции — на этот раз в лице фантастов-имперцев — снова замкнулся на государственной власти, хоть и на воображаемой.
Впрочем, в "имперском лагере" оказалась прослойка авторов, увидевших недостаток чудесного в монархическо-утопических произведениях своих коллег и решивших компенсировать его, введя прямое правление евангельского чуда в своих текстах.
В самом деле, если фантастика — квазирелигия, что выйдет, ежели «фантастическим» инструментарием воспользуется для решения своих задач автор действительно верующий, обладающий цельным религиозным мировоззрением?
Получаются странные вещи. И здесь нельзя не вспомнить английского писателя Клайва Льюиса и его трилогию "За пределами безмолвной планеты", «Переландра», "Мерзейшая мощь". Будучи истовым христианином, Льюис страстно желал облечь свой сакральный опыт в художественную форму и избрал для этого, как ему казалось, беспроигрышный вариант — стремительно набиравший в то время популярность жанр научной фантастики.
И что же? А ничего. В отличие от тех же "Хроник Нарнии", НФ-трилогия не снискала ни славы, ни даже признания любителей НФ. Казалось бы — космические путешествия, иные планеты, таинственный институт на Земле. Интересно же! Но романы словно провалились в пустоту. Состояние, в которое впадает любитель фантастики при чтении подобных текстов, — тягостное недоумение: "Что это было?".
Похожая неудача постигла и современное поколение русских писателей, апологетов так называемой сакральной фантастики (термин критика-фантаста Д.Володихина) — Е.Хаецкую, Д.Володихина, Н.Иртенину и некоторых других авторов, использующих НФ в качестве приема для проповеди христианских ценностей. Ни один из подобных романов не стал заметным событием.
Легко понять почему. Основное, базовое фантдопущение (ФД) подобного текста формулируется следующим образом: Бог есть, и все, что написано в Библии, — истина. Стоп. Ерунда какая-то выходит. Ведь для верующего человека подобное ФД не то чтобы даже кощунственно — оно избыточно! А любителю НФ нужны совсем иные чудеса: пришельцы и сверхцивилизации, супертехнологии и путешествия во времени. Если он не нуждается в теологических последованиях, то возьмет в руки совсем иные книги.
Вот роман Володихина "Команда бесстрашных бойцов". Фантдопущение таково: в результате неких манипуляций часть Преисподней материализовалась в нашем мире. Самые настоящие черти ведут войну с человечеством. Единственное место, где можно спастись — православный монастырь, а самое верное средство одолеть демона — крест-мощевик с частицей православного святого… Господи, зачем все это? Православный заряд автора уходит в песок, ибо любитель фантастики предпочел бы пришельцев или волшебных монстров, да так он все это и воспринимает, он вообще не замечает религиозных параллелей, для него ЭТО ПРОСТО ФЭНТЕЗИ!.. Да и хорошо ли низводить христианские святыни до уровня артефактов боевой магии, словно в дурной компьютерной игрушке?
Нет, подлинной религии явно нечего делать в заменителе религии. И кстати. Мы сказали, что хорошая НФ всегда занимается богостроительством и богоискательством. И какое же богоискательство возможно в религиозной (сакральной) фантастике, где существование Бога уже задано, уже постулировано?
Апологеты сакральной фантастики в конце концов поняли это. И даже спешно сочинили новый термин: христианский реализм. Как говорится в известном анекдоте, надо или крест снять, или штаны надеть…
Ну, а выводы просты. Фантастика — особый вид литературы, один из способов осмысления действительности, пришедший на смену религиозному мировоззрению или существующий ныне паралельно с ним. И несмотря на фактически официальное признание религиозного чуда в нашей жизни, в чуде, даруемом фантастикой, и, прежде всего, научной фантастикой, нужда отнюдь не пропала. Ведь даже заядлые атеисты и агностики жаждут чуда. И жажда эта должна быть утолена.
13
Не случайно Рыбаков назвал один из своих рассказов "Прощание славянки с мечтой". Кстати, выполнен этот рассказ в жанре пародии, причем на "Туманность Андромеды". (Прим. авт.)