— Звездочеты, блин! Астероида ни разу не видели? Бегом… марш!
Двое подхватились, кинулись к зданию казармы. Третий помедлил и, хищно оглядевшись, замер. Потом двинулся к курилке.
— Так, — зловеще молвил он, приблизившись. — А вы, орлы, что тут… — осекся, крякнул. Луна тускло высветила звездочки на пятнистых матерчатых погонах. — А-а… — разочарованно протянул старлей. — Товарищи ученые? Доценты с кандидатами… О! Еще и колдыряют! Гауптической вахты на вас нет…
— Выпьешь, лейтенант? — прямо спросил Богорад.
— Так а я к чему веду?.. — оскорбился тот, беря протянутый стаканчик. — Армянский? Хорошо живете… — выпил, закусил сыром. — Ну что? — осведомился он, поглядывая на Малую Медведицу. — Точно говорите, не столкнемся мы с ним?
— Точно…
— Ну, я на вас надеюсь. А то ведь мне в отпуск с завтрашнего числа… Так! — перебил он себя, вглядываясь в лунный сумрак. — Еще один звездочет…
Действительно, на втором этаже казармы открылось окно, и в нем смутно обозначился бледный солдатский торс. Старлей вернул опустевший стаканчик и устремился к зданию. Окно захлопнулось.
— Стрекозы, блин… — донеслось издали. Должно быть, сошелся с насекомым лоб в лоб.
Трое в курилке дождались, пока дверь за офицером закроется, и разлили по последней. Впрочем, Богорад сказал, у него в сумке есть еще одна бутылка. На всякий счастливый случай… На какой, интересно? Неужто он надеется, что на планетоиде тоже что-нибудь откажет?..
— Ну что? — произнес со вздохом Лавр Трофимович. — Хорошая была планета. Давайте помянем…
— Тогда уж не чокаясь, — негромко добавил Богорад.
Трое примолкли, оглядели напоследок подлунный мир, а в следующее мгновение порывисто встали, расплескав коньяк.
— Что это?!
Шорох стрекозиных крылышек стал пугающе громок. Он заглушил все — даже лягушек в прудах. Луна словно подернулась дымкой. Свет разом иссяк. Над головами вскочивших проносились нескончаемые потоки стрекоз. А вдали, на горизонте, куда, собственно, стремились эти несметные полчища, образовывалось постепенно что-то вроде гигантской призрачной воронки. Ворочаясь, увеличиваясь в размерах, она обретала подобие слегка наклоненной чаши. Если, конечно, слово «слегка» может быть применимо к этакому диву, достигавшему по меньшей мере нескольких километров в диаметре.
Затем (трое в курилке по-прежнему стояли оцепенев) из центра чашеобразного круговорота, состоявшего, очевидно, из мириада стрекоз, вскинулась наискосок всклокоченная борода молний, сквозь которую скорее угадывался, чем просвечивал некий темный луч, уходящий в звездное небо.
Земля под подошвами прыгнула — и на территорию части обрушился грохот. А через несколько секунд ударил ветер…
Казалось, страшный этот порыв никогда не кончится. Распластанный на бетонном дне курилки Глеб из последних сил цеплялся за железную опору скамьи, чувствуя, что, отпусти он ее, ветер сковырнет его с бетона и ударит либо о стену, либо о дерево. А вокруг трещало и выло. Примерно так и представлялся ему конец света.
Все прекратилось, когда пальцы почти уже разжались. Сообразив, что остался цел и даже относительно невредим, Глеб в ватной тишине стал на колени, потом, придерживая ушибленую руку, кое-как поднялся на ноги. Судя по тому, что кроны акаций еще бурлили, а на плацу крутились мусорные смерчи, причиной тишины была временная глухота.
В лунном свете постепенно проступали подробности. С казармы сорвало часть крыши. Ближайшую акацию вывернуло с корнем. Радиотелескоп напоминал груду металлолома.
Потом рядом возник Богорад. Лоб рассечен, выражение лица — ошарашенно-восторженное.
— Ни хрена себе выродились!.. — скорее прочел по губам, нежели расслышал Глеб.
Вдвоем они извлекли из-под пластиковых обломков навеса оглушенного Лавра Трофимовича и лишь потом уставились в лунную серую даль.
Горизонт был чист. Куда делись стрекозы, сказать трудно. То ли разлетелись, то ли большей частью сгорели в момент разряда.
Из разоренной казармы и чудом уцелевшего общежития выбегали в панике люди. А с вышины на весь этот человечий переполох смотрели семь звезд Малой Медведицы. На месте лишней, восьмой, расплывалось крохотное тускнеющее пятнышко.
Глеб Елисеев
Давить нельзя помиловать
Вот уж действительно благодатная и универсальная тема, понятная всякому обитателю городского или сельского жилья, постояльцу дешевых гостиниц и огородникам. Но любите ли вы и ненавидите ли насекомых так, как и умеют любить ненавидеть их фантасты? Не пугайтесь раньше времени. Перед вами не тест на арахно- и жуко-вменяемость, а всего лишь обзор одной из самых популярных тем в мировой НФ.
Если довериться цифрам и голым фактам, то подлинный хозяин планеты отнюдь не человек. Властелины нашего мира — насекомые. Судите сами: их более двух миллионов видов! Более 70 % всех живых существ на Земле! В отличие от «самого разумного из животных», эти мелкие твари буквально обитают от полюса до полюса. А добавьте к этой устрашающей массе их родственников — пауков, насчитывающих более 25 тысяч видов! Впрочем, не будем запугивать читателя, тем более что арахнидов ученые из класса насекомых исключили с самого начала — лапок слишком много.
Издавна людей поражали удивительная расцветка насекомых, причудливая, фантастическая конструкция их тел, конечностей и мандибул, а также склонность к поразительным метаморфозам — из гусеницы в прекрасную бабочку, А еще упорядоченная жизнь «общественных» насекомых, вроде пчел, муравьев и термитов.
Но рядом с этим восхищением всегда коренился и стойкий страх перед неисчислимыми и агрессивными массами перемещающихся по земле существ, способных враз уничтожить не только посевы, но и вообще все на своем пути (как бразильские муравьи-кочевники). Ужас перед нашествиями саранчи отразился еще на страницах Библии (книга «Исход», гл. 10 и книга «Второзаконие», гл. 28). И не случайно имя одного из демонических князей ада звучит как Баал-Зебуб — Повелитель Мух. То есть Вельзевул.
Жизни насекомых посвящено огромное количество научно-популярных исследований, которые читать не менее интересно, чем фантастические романы. Среди оказавших наибольшее влияние не только на публику, интересовавшуюся естественной историей, но и на литературу, назовем «Театр насекомых» Т. Моффета и «Энтомологические записки» Ж. Фабра.
Впрочем, многие авторы предпочитали использовать поразительный мир членистоногих только как условный прием или «кривое зеркало», в котором отчетливее отражались язвы современного общества. Одним из первых подобный метод использовал в поэме «Бал бабочек и праздник кузнечиков» У. Роскоу, а за ним последовали и другие знаковые фигуры мировой литературы: Р. де Гурмон («Физика любви»), М. Метерлинк («Жизнь пчел») и саркастичный К. Чапек с пародийной пьесой «Из жизни насекомых». Из наиболее заметных примеров современной прозы (в том числе и жанровой) упомянем роман француза Б. Вербера «Муравьи» и «Жизнь насекомых» В. Пелевина.
Но для нас, понятно, больший интерес представляют не литературные условности, а научно-фантастическая картина «насекомой жизни».
Научные фантасты давно проявляли повышенный интерес к миру насекомых. И если вы думаете, что первые НФ-сочинения на эту тему живописали ужасы вторжения кровожадных букашек в мир людей, то ошибаетесь. Это были практически научные повествования об удивительной жизни членистоногих — почти в духе книг Фабра. Разве что вымысла побольше для увлекательности: например, герои-люди вдруг уменьшались до размеров муравья и отправлялись исследовать мир насекомых.
Или, напротив, тараканчики и мошки вдруг увеличивались в размерах.
Одной из первых НФ-книг такого рода стал роман «Приключения микрочеловека» Э. Палландера (1902). А вот наиболее известным произведением по теме в американской НФ стал рассказ Р. Матесона «Уменьшившийся человек», запомнившийся читателям поистине эпическим описанием сражения героя с пауком.
Разумеется, основной аудиторией подобных просветительских книг были дети и подростки. Читатели нашей страны, несомненно, хорошо помнят блестящую книгу «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Я. Ларри — детскую историю о приключениях уменьшившихся детей и их друга — профессора в мире насекомых (у книги был литературный предшественник — вышедший в 1920-е роман, увы, забытого сегодня фантаста В. Гончарова «Приключения доктора Скальпеля и фабзавуча Николки в мире малых величин»). Не меньшей известностью в свое время пользовалась и другая книга, в увлекательной, приключенческой, форме популяризировавшая энтомологию и почвоведение — роман «В стране высоких трав» В. Брагина.