День прошел, другой — научился Мякиш в подвал спускаться.
Потому что помощь постоянно требовалась: решетки в негодность приходили, будто жевал их кто, убираться надо было, проветривать.
А потом доверили Мякишу и главное, для чего господин укротитель его нанимал: кормить книги. Потому что повару тяжело хромать по подвалу, а словоплетов с верхних этажей эти бестии боялись.
Сначала Мякиш вообще не понял, зачем и чем их кормить. Пускай бы так сидели, меньше бы до чужих мозгов охочие были!
Но господин укротитель все объяснил в подробностях: тут ведь такое дело тонкое, просто-таки ювелирное. Книги — они же на словах замешаны, и им буквы требуются. Тем, что толстые — по полведра в кормушку, а тоненьким и ковшика хватит. Это потому что они взаперти сидят — были бы на вольных хлебах, им бы уличных буковок хватало. Как тем коровам, что по городу шатаются: в канаве травки пощипали, на пустырь пошли — клеверу наелись, белье висит на веревочке, сушится — полотенцем закусили. Но нельзя же книги так на улицы выпускать! А с другой стороны, тут же не каторга, а культурное заведение. Оплот. За книгами приходят, к людям их выводят. Книга должна в хорошем состоянии быть. Истощенная, она и ходить-то не сможет, какой интерес с такой общаться.
Но опять же во всем мера нужна: чуть дай им воли, они тебе такое устроят, рад не будешь. И сетки рвут, и решетки ломают, и пол каменный шкарябают, прокопать надеются. Тоже глаз да глаз нужен.
Понемногу Мякиш и сам во всем разобрался. Понял, как порядок в подвале поддерживают.
После завтрака (если дождя не было) повар на дворе постирочный чан ставил. И начинал в него буквы засыпать из разных вольеров. А Мякиш деревянной лопатой в чану возюкал, чтобы буквочки перемешались лучше. Каких букв сегодня больше надобно — господин говорил после утреннего осмотра. Потом Мякиш ведром комбикорм этот черпал — и нес в подвал довольствие.
И повар тоже своим ведром зачерпывал. Потому что к некоторым книгам Мякиша не подпускали, боялись за него. Господин укротитель объяснил, что это для взрослых, сочинения прельстительные и обольстительные. Они там у себя вечно клубились какими-то странными штуками и хихикали зазывно, бестии бесстыжие.
У Мякиша в подчинении книжки были попроще: не особо буйные. И такие, и классики. Такие были поживее, зато классиков в город таскали по поводу и без повода. Поэтому в подвале они по большей части отсыпались.
Как кормили книги буквами — это одно. Но их еще лечить требовалось! Но сначала, наверное, лучше про охранять. На каждом стойле табличка висела красивая. Там название книжки писали, чтоб не перепутать. А путь на волю ей перегораживала рецензия: решетка такая. В решетке дверца была, аннотацией называют.
Мякиш аннотацию отпирал и буквы в кормушку высыпал. А там уж каждая бестия с ними разбиралась, как ее душа пожелает.
Решетки были красивые, витиеватые, с узорами. Произведения искусства просто. Большинство книг эти рецензии страсть как не любило, грызло, кидалось на них, выломать старалось. Особенно буйным приходилось усиленные, двойные и тройные ставить. И менять на свежие постоянно. Так что люди с верхних этажей без дела никогда не сидели.
Но были книги и спокойные, такую из-за рецензии и не видать, не слыхать. Так, повоет иногда — и снова молча лежит, думает.
Иногда и самые шумные вот так у стеночки лягут и ни гугу. Тогда Мякиш господина укротителя звал: хороший отзыв книжке требовался, как леденец дитяте. Отзывы в бестиарий люди приносили. А если хороших слов ни у кого не находилось, и сами делали.
Только штука-то вот в чем была…
Принесут с улицы отзыв, и слов-то в нем немного, и составлен простенько, а бестия сразу оживет, перья распушит и давай по камере ходить, красоваться. На товарок поглядывать хитренько. И ворковать, и курлыкать, и что-то из себя изображать.
А свой отзыв на верхних этажах сделают… И слов вроде побольше налепят, да не простых, сиропно-сахарных, чтобы бедная не хирела: а все одно куксится, капризничает. Не радуется. Хвост подожмет, скукожится и в угол всеми глазами уставится.
Отзыв, к примеру: «Эта работа — настоящий, написанный кровью сердца шедевр в ряду поделок, сляпанных ради барыша» — полежит-полежит у клетки, да слова и разбредутся по своим делам, а то и на буквы рассыплются.
Мякиш заметил: другие книги все равно обижаются, даже если самой бестии такой отзыв не в радость. Тоже дуться начинают. Вообще караул: слова из отзыва под ногами путаются, буквы по стенам блошками скачут, в клетках вой и шипение стоят, не унять.
Поначалу Мякиш расстраивался, чинить такие отзывы пытался. Слова поймает, в угол загонит и переиначит маленько: вдруг переделанное понравится?
«Эта работа — настоящий, сляпанный ради барыша шедевр в ряду поделок, написанных кровью сердца». Красиво. Умное Слово с плеча кивает, поддакивает.
Убедится, что слова хоть чуть-чуть рядом встали. Если разбредаются, букв добавит, ашек, ишек и ошек, чтобы лапками слова держали. Особо вредных слов не держит, пусть ползут. Все одно в подвале сдохнут.
Иногда складно получается: «О! Эта работа и шедевр, и поделка, и барыш! А кровь сердца сляпана настоящая». Вот сам бы читал да радовался.
Что получилось — в клетку закидывает, аннотацию открыв.
Да только тоже ничего хорошего. Бестия еще пуще заходится. У особо нервных пена из пастей прет, хрипеть начинают.
Поглядит-поглядит Мякиш на это безобразие, плюнет и наверх уходит. К солнышку. Ничего. Посидят эти твари в холодном подвале, тишине и темноте, голодные — и без отзывов утихомириваются. Бестии.
Очень Мякиш господина укротителя зауважал, как около книг потерся: его-то, Мякиша, работа, плюнуть да растереть. Накорми, решетки проверь — и гуляй себе. А господину укротителю их ведь в город приходится выводить да следить, чтоб не покусали кого.
Ежу понятно, что святым здесь не будешь: какую бестию на выход брать, которая лоснится вся, как жеребец вороной, необъезженный, хвостом раздвоенным бьет и зубами-кинжалами клацает, или проверенную, спокойную, зубки у которой от времени стерлись, грива осыпалась?
Любимый зверь господина укротителя был заслуженный классик. Огроменный. С виду грозный — только ветхий уже, подслеповатый и добренький. На него и ошейника-то не требовалось, так, гриву начешут, накинут поводок — «Глубина содержания, широта охвата жизни и художественное мастерство не имеют равных в мире» — и ведут: народ культурно просвещать. С боков поддерживают.
Да только народ этот бескультурный от классики нос воротит, сколько им не тычь разумное и доброе. Новенького требует. Захватывающего. Раньше-то Мякиш и сам бы так думал, а теперь он ученый, знает: не-е, лучше классику. Она проверенная.
Потому что с новеньким начинается потеха.
Свежую бестию так просто на люди не выведешь, готовить надо. Весь бестиарий на ушах стоит.
Мякиш сам видел, как приходил заказчик к господину укротителю, бестию выбирал. Господин укротитель кивал, кланялся, зубы под крутозавитыми усами скалил. А потом, как заказчик на порог, платком лоб вспотевший утер и выругался самыми черными словами.
Бестии этой, про которую разговор вели, в клетке тесно, рецензии так и лопаются. Скалит зубы, тварюга, ничего с ней не делается! Глазюками зыркает и когтями в полу бороздки процарапывает.
Такая не в мозги просочится, такая всем головы отгрызет, до кого дотянется. Или скальпы лапой снимет. Когти — как крючья!
Только и господин укротитель не пальцем делан. Знает ремесло-то.
Вызвал всех и работы задал.
Перво-наперво велел решетки обновить, более строгие поставить, с шипами внутрь. Пусть-ка попробует на прочность! С аннотацией тоже не баловать: уменьшить. Чтобы поверила, что выпускать не собираются.
Кормить запретил: и так сытая, вон как мускулы под кожей играют.
Зато велел три раза в день ей свежие отзывы давать. Да похлестче которые. Ни в коем случае не свои — такие она за версту чует, они ей, как пыль: чихнула — и нету. Самые настоящие. От людей.
Мякиш думал, что с отзывами самое сложное будет: поди набери, чтобы три раза на дню. Думой своей с хромым поваром поделился. Но тот его утешил: отзывов наберут за нечего делать. Эта бестия уже покусала некоторых, они злобятся, строчат. Да и другим рассказывают — те тоже осуждают. Главное — дня три продержаться, не больше. Заказчик ждать не будет: ему же свербит во всех местах, книжка-то новая!